“Я не заболею этим гребаным гриппом” - повторил он и опустил забрало, чтобы солнце не светило ему в глаза. Чтобы она не вспыхнула у него в глазах.
Вспыхивает? Или свирепый взгляд? Было ли это лучше, или это было слишком много?
Он размышлял об этом, пока ехал обратно в хижину. Он принес свои продукты и увидел, что мигает огонек сообщения. Это была Люси, она просила его перезвонить как можно скорее. Он снова почувствовал раздражение, почувствовал, что она смотрит через его плечо, но потом понял, что это может быть не о нем. В конце концов, не все так просто. Возможно, кто-то из детей заболел или попал в аварию.
Он позвонил ей, и впервые за долгое время—наверное, с той самой Деревни на Холме—они поссорились. Не так плохо, как некоторые из ссор, которые они вели в первые годы их брака, когда дети были маленькими, а с деньгами было туго, но все же достаточно плохо. Она также слышала о шторме (конечно же, слышала, потому что была помешана на погодных каналах) и хотела, чтобы он собрал вещи и вернулся домой.
Дрю сказал ей, что это плохая идея. На самом деле это было ужасно. Он установил хороший рабочий ритм и получал потрясающие вещи. Однодневный перерыв в этом ритме (а он, вероятно, закончится двумя или даже тремя) не мог бы поставить книгу под угрозу, но изменение его писательской среды могло бы. Он мог бы подумать, что она понимает всю тонкость творческой работы—по крайней мере, для него—после стольких лет, но, похоже, это было не так.
“Чего ты не понимаешь, так это того, насколько ужасной должна быть эта буря. Разве ты не смотрел новости?”
“Нет. А потом, солгав без всякой на то причины (разве только потому, что он только что почувствовал к ней злобу): “у меня нет приема. Тарелка не работает.”
“Ну, там будет плохо, особенно на севере, в тех поселках у границы. Вот где ты находишься, если вдруг не заметил. Они ожидают повсеместного отключения электроэнергии из-за ветра—”
- Хорошо, что я привез Папин типаж—”
- Дрю, ты дашь мне закончить? Только на этот раз?”
Он замолчал, его голова раскалывалась, а горло болело. В тот момент он не очень любил свою жену. Любил ее, конечно, всегда будет любить, но не любил. "Теперь она скажет тебе спасибо", - подумал он.
- Спасибо, - сказала она. “Я знаю, что ты взял отцовскую портативную машинку, но тебе придется сидеть при свечах и есть холодную пищу несколько дней, а может быть, и дольше.”
Я могу готовить на дровяной печи. Это вертелось у него на кончике языка, но если он снова ворвется к ней, то спор перейдет на другую тему-о том, что он не воспринимает ее всерьез, и так далее, и тому подобное.
“Я думаю, что ты мог бы готовить на дровяной печи,—сказала она чуть более рассудительным тоном,-но если ветер будет дуть так, как они говорят-штормовые порывы, ураганные порывы,—то многие деревья упадут, и ты застрянешь там.”
"Я все равно собирался быть здесь", - подумал он, но снова прикусил язык.
“Я знаю, что ты планировал провести там две или три недели, - сказала она, - но дерево может пробить дыру в крыше, и телефонная линия оборвется вместе с линией электропередачи, и ты будешь отрезан! А если с тобой что-нибудь случится?”
- Да ничего не будет—”
“Может быть, и нет, но что, если с нами что-то случится?”
“Тогда ты сама об этом позаботишься, - сказал он. “Я бы ни за что не поехал в такую глушь, если бы не думал, что ты можешь это сделать. И у тебя есть твоя сестра. Кроме того, они преувеличивают прогнозы погоды, ты же знаешь. Они превращают шесть дюймов свежего снега в бурю века. Все дело в рейтингах. Это будет то же самое. Вот увидишь.”
- Спасибо, что объяснил мне это, - сказала Люси. - Ее тон был ровным.
И вот они здесь, идут к тому больному месту, которого он надеялся избежать. Особенно с его горлом, носовыми пазухами и пульсирующим ухом. Не говоря уже о его голове. Если бы он не был очень дипломатичен, они бы погрязли в освященном временем (или, точнее, обесчещенном?) спор о том, кто лучше знает. Оттуда они—нет, она-могли бы перейти к ужасам патерналистского общества. Это была тема, на которую Люси могла распространяться бесконечно.
“Хочешь знать, что я думаю, Дрю? Я думаю, что когда мужчина говорит ‘Ты это знаешь", а они все время это делают, он имеет в виду: "я это знаю, но ты слишком тупа, чтобы это понять. Следовательно, я должен быть мансплейном.’ ”
Он вздохнул и, когда вздох грозил перейти в кашель, подавил его. - Неужели? Ты хочешь поссориться?”
- Дрю... мы уже там.”
Усталость в ее голосе, как будто он был глупым ребенком, который не мог получить даже самого простого урока, приводила его в бешенство. - Ладно, Вот тебе еще немного жалоб, Люси. Большую часть своей взрослой жизни я пытался написать роман. Знаю ли я почему? Нет. Я только знаю, что это недостающая часть моей жизни. Мне нужно это сделать, и я это делаю. Это очень, очень важно. Ты просишь меня рискнуть этим.”
“Неужели это так же важно, как я и дети?”
“Конечно, нет, но разве должен быть выбор?”
“Я думаю, что это твой выбор, и ты только что сделал его.”
Он рассмеялся, и смех перешел в кашель. “Это довольно мелодраматично.”