Джон некоторое время смотрел на своего друга, внутренне взвешивая, стоит ли начинать это разговор. Однако тут сознание благосклонно подкинуло ему мысль о том, сколько для него сделали Софи и Шерлок, а потому он все же решился:
— И ты не понимаешь, почему она уехала? — тихо спросил он. Холмс наконец посмотрел на него, и Джон поднялся на ноги. — И почему ты сам не ешь третьи сутки, подвергаешь себя смертельной опасности и шляешься по притонам?
— Джон…
— Нет, никаких отговорок, — перебил его друг. — Ты слепой, Шерлок, и она не лучше. Вы, чертовы гении, знаете друг друга столько лет, но не видите очевидного! Всего того, что люди замечают при первой встрече с вами, — Джон перешел на повышенный тон. — И теперь — ты ее отпустил! Отпустил, Шерлок! Сказать «прости» язык не поворачивается, а «прощай» — легко?
— Я не понимаю, о чем ты, — поморщился Холмс.
— Я собираюсь применить дедукцию, — вдруг сказал Джон более спокойным голосом.
— Это уже интересно, однако…
— И, если мой вывод будет верным, ты это скажешь, — прервал детектива Ватсон. Холмс недолго помолчал. — Ты знаешь, что я не отстану, обещай.
Шерлок вздохнул:
— Хорошо.
— Ты любишь ее, — твердо сказал Джон.
Лицо Шерлока застыло, будто бы Ватсон только что озвучил факт, который должен был перевернуть мир с ног на голову. Впрочем, так оно и было.
— Только в том случае, если у меня до сих пор есть сердце, — непреклонно произнес детектив.
— Мы оба знаем, что оно есть, — Ватсон сложил руки на груди. — Ты тоже человек! — он прикрыл глаза на мгновение. — Ты просто… Болван! Она ждет этого, ты ей нравишься, и она жива! Ты что, вообще не понимаешь, как тебе повезло? — не унимался он. — Да, она сумасшедшая, у нее наверняка темное прошлое — ты видел, как она стреляет, как она мыслит, как она ведет себя на допросах? Она опасна, как тысяча чертей! Что еще нужно социопату?
— Джон, я сто раз объяснил тебе свою позицию: любовная связь при моем образе жизни приводит к…
— Гармонии тела и разума, — закончил за него друг. — И это ты говоришь после всех этих сцен с Джанин? — воскликнул он. — Твоя жизнь — это и жизнь Софи тоже, Шерлок, как ты не поймешь!
— Это пустой звук, — снова поморщился детектив.
— Позвони ей, — четко сказал доктор, наклонившись к другу. — Напиши, сделай что-нибудь, потому что ничего не длится вечно. Оглянуться не успеешь, Шерлок, как будет уже поздно.
— Не стоит разговаривать со мной, как с ребенком, Джон, — предупредил Холмс.
— А ты и есть ребенок! — снова остановил его доктор. — Посмотри мне в глаза и наконец признай — ты любишь ее. И всегда любил.
— Джон, — вздохнул Шерлок, опустив глаза и перебирая край пиджака пальцами. — Софи уехала по собственной воле, я ни к чему ее не принуждал. В Америке у нее своя жизнь, свои знакомства и, я уверен, будет и своя… любовь.
— Можно, говоря с другим, слышать твой голос, — качнул головой Ватсон. — Смотреть другому в глаза и видеть твои, — Холмс поднял на него взгляд. — Шутка в том, что и она тебя любит, поэтому и уехала, увидев тебя с другой, но ты настолько… Я не знаю, как это назвать… Настолько идиот, что даже не можешь исправить уже сделанное, — он строго посмотрел на друга. — И знаешь, что самое смешное в этой ситуации? Ты сам все это знаешь, но боишься себе в этом признаться.
Шерлок отвел глаза, и на несколько секунд в комнате повисла пауза. Наконец детектив заговорил:
— У меня повышен уровень гормонов-нейромедиаторов: допамин, норадреналин, серотонин. Постоянная тахикардия, бессонница, навязчивые мысли. Раньше бы я подумал, что схожу с ума, но это не так.
— Я врач, Шерлок, — сказал Джон, опускаясь на стул напротив. — И то, что ты сказал — это признание в любви, — он вздохнул. — Ты всю свою жизнь бежишь. Попробуй хоть раз, один раз — остановиться. Возможно, ты бежишь не в ту сторону. Хватит, пусть это станет твоим вдохновением — тогда в тебе будет что-то, во что люди поверят, — он помолчал. — Но чтобы сделать это, ты должен столкнуться со своими страхами.
— Страхами? — друг посмотрел на него.