Если роза увянет (СИ)

В родном дому время незаметно пролетело. Как увидели сестрицы наряды мои богатые, серьги золотые, бусы жемчужные, кольца с камнями драгоценными, так чуть от зависти не позеленели. Они-то думали, что я у чудища в услужении, котлы намываю, да спину под розги подставляю. Ох, и наговорились же мы — даже язык заплетаться стал. Угощение мне батюшка приготовил знатное. На следующий день я на гулянье отправилась, в нарядах новых покрасоваться надо же. А на третий день, к вечеру, вернуться решила во дворец зачарованный. Вдруг моё чудище и впрямь заболеет от тоски по мне. Поклонилась я милому батюшке, сказала сёстрам слова прощальные и надела на палец перстенёк волшебный.

Как и в прошлый раз попала я в залу парадную. Смотрю, нигде не видно зверя моего. Окликнула — не отзывается. На крыльцо вышла — нет его. Пошла искать его по комнатам. Решила уж, что отлучился куда зверь невиданный, как вдруг нашла его. Лежит на постели в комнатушке маленькой, цветочек аленький в лапе сжал. Так вот ты где, говорю, чего не встречаешь меня? А зверь лежит недвижим, будто не слышит ничего. Неужели помер? Заря вечерняя не занялась ещё. Стала я тормошить его. Ты очнись, молю, хозяин мой ласковый, ты очнись мой сердечный друг! Сжалось тут моё сердце девичье, ну и слова такие от сердца вырвались, что и сама я удивилась, как стыда сказать их достало:

- Не покидай меня, господин мой ласковый! Полюбила я тебя, урод ты этакий!

Сказала и прижалась к зверю дикому, к зверю страшному, мной прирученному, прижалась и поцеловала его в морду страхолюдную.

И только я это сделала, как чудеса твориться начали.

Цветочек аленький, не увядающий, почернел и скукожился. Чудище словно в размерах уменьшилось. Я от неожиданности отпрянула и увидела, что зверь дивный человеком обернулся. Мужчиною. Сел на постели и на меня уставился. Я тоже смотрю-разглядываю. Ну, вижу, в летах уже, но не старик, роста невысокого... Солидности не хватает. Ну да это дело наживное. Всё лучше, чем шерсть чёрная да ноги птичьи. Тем временем, суженный мой очухался и с таковыми словами ко мне обращается:

- Спасибо тебе, Настенька, спасла ты меня от проклятия страшного. Превратила меня злая ведьма в зверя безобразного, и вернуть мне облик мой человеческий могла только девица прекрасная, что полюбила бы меня в образе чудовищном, да не побрезговала поцеловать морду уродливую. Я теперь пред тобой в долгу неоплатном.

Слушала его, а тем временем творилось со мной что-то странное. Тело всё под платьем чесаться начало. Ну, да не станешь же перед женихом почёсываться. И того стыда хватило, что признание первой вымолвила. Так что сцепила я руки белые и ответила:

- О каких долгах ты речь сказываешь. Между мужем и женой всё общее. Медлить нам нечего... Попросим у батюшки благословения, а там пирком да за свадебку.

Посмотрел он на меня глазами своими грустными, головой покачал этак медленно.

- Прости меня, Настенька. Ты хорошая девушка, добрая. Не могу я стать тебе мужем. Сердцу не прикажешь. Полюбил я, но не тебя, Настенька. Другую девушку, что раньше тебя мне встретилась. Но если б иначе было. Всё равно с пиром свадебным... Сама увидишь скоро.

Хотела я возразить что-нибудь, да тело всё сильнее чешется, просто огнём горит. Об одном только и мысли были, как опустить его в воду прохладную. И вдруг плечи мои сгорбились, тело всё шерстью чёрной покрылось, ноги — птичьими лапами обернулись, а росту вдруг я стала высокого. Сняла я с чудища моего чары колдовские, да сама же в их ловушку попалась.

Страшно это – девице прекрасной в один миг уродом сделаться. Погоревала я сперва, после пообвыклась как-то. Зато в облике этом чудовищном обрела я силу великую, звериную. Ещё и волшебство творить научилась. Да и друг мой сердешный при мне остался. Зовут его Румпле... штуцле... В общем, имя басурманское, так просто и не выговоришь. Я его для краткости Ромом или Ромкой зову. Отзывается.