В мою дверь стучат — по крайней мере, мне кажется, что стучат — пока я сижу в своём кресле для чтения с забытой книгой на коленях. Я хмуро смотрю на дверь, ожидая, услышу ли это снова, но я не слышу, поэтому продолжаю говорить по телефону с Шарли, которой сегодня не было на тренировке, потому что она слегла с простудой.
Мы с ней не общались с тех пор, как вернулись с выездной игры на прошлых выходных, а мне снова пришлось отправиться в дорогу с национальной сборной на парочку международных товарищеских матчей. Я вернулась только вчера вечером, потом потащилась на тренировку с командой «Энджел Сити» сегодня утром, но Шарли болела, так что мы общаемся сейчас.
— Итак, — говорит она. — Ты надрала всем задницу во время международных товарищеских матчей, получила от этого отлично освещение в прессе, и это невероятно. Твои упоминания в новостях и статистика социальных сетей продолжают улучшаться, а значит, больше видимости и укрепление публичного имиджа, что тоже хорошо. Однако спекуляции насчёт тебя и того гремлина не самые идеальные, но, наверное, неизбежные.
Она говорит о недавней шумихе в прессе из-за фотографий в наше с Себастьяном очередное утро агрессивной йоги. Перед моим отъездом на товарищеские матчи Себастьян удивил меня, инициировав планы на ещё одну сессию рано утром, перед моим полётом — мы ревели, матерились и потели, выполняя быструю последовательность поз под грохочущий панк-рок.
Удивительно, но я так увлеклась йогой, а потом плотным завтраком (я умирала с голода), что даже не особо думала о поцелуях. После нашего быстрого завтрака в том же заведении, что и раньше, мы разбежались в разные стороны даже без платонического объятия на прощание, поскольку оба спешили. Но это неважно. Как и предсказал Себастьян тем первым вечером в закусочной, сейчас продолжает бытовать мнение, что мы можем быть чем-то большим, чем просто друзья.
Зная, как Шарли не одобряет Себастьяна, я решаю уйти от этого замечания.
— Я не могу жаловаться, — говорю я. — Рори, — мой агент, — говорит, что у меня на горизонте маячат многообещающие новые спонсоры, которых она пока что проверяет, но говорю тебе, лучше всего то, что время с национальной сборной прошло совершенно иначе. Не только на самих матчах, не только моя хорошая игра, но и путешествия, тренировки — я даже дала интервью и почти не запиналась. Никто из команды никогда не был ко мне недобрым или враждебно настроенным, конечно, но в этот раз я просто чувствовала себя… увиденной и уважаемой в такой манере, в какой не было прежде. Это было приятно.
Я слышу улыбку в голосе Шарли.
— Это здорово, Зигс. Ты заслужила это. Я рада, что всё складывается так, как ты хотела.
— Спасибо, подруга. Я…
И вот снова. Определённо стук. Я хмурюсь, потому что никто не должен стучать в дверь моей квартиры. Я никого не приглашала.
Если это Вигго и Оливер пытаются подлизываться после их взлома с проникновением на прошлых выходных, то у них не получится. Это раздражает. Разве преступление хотеть уютный субботний вечер дома, наслаждаться беседой с лучшей подругой и комфортной предсказуемостью перечитывания любимого любовного романа?
— Извини, Шар, — я поднимаюсь с кресла и подхожу к двери. — Кто-то только что постучал. Пойду посмотрю, кто там.
— Не открывай дверь просто так. Посмотри в глазок. Ты теперь знаменитость. Кто знает, кто там окажется.
Я издаю хрюкающий смешок.
— Я не знаменитость.
— Ну, ты определённо уже не «неизвестная рыжая».
Я останавливаюсь недалеко от двери, прислоняясь к стене. Кто бы там ни был, он может подождать минуту, пока я договорю со своей подругой.
— Я буду осторожна. Обещаю.
— Хорошо. Я отключаюсь и отпускаю тебя. Мне надо принять антигистаминное и снова посидеть в душе, чтобы прочистить носовые пазухи. Моя голова ощущается как нога.
Я улыбаюсь. Шарли постоянно сыплет такими забавными фразочками.
— Отличная идея. Позаботься о себе. Мне жаль, что тебе так хреново, Шар.
— Ай, да всё в порядке. Вот что бывает, когда мы с Джиджи нянчимся с её племяшкой. Я вечно цепляю от неё какую-то заразу. Но она милая, так что это того стоит.
Я улыбаюсь, думая о своей племяннице и племяннике, маленькой Линнее и младенце Тео, которые определённо заражали меня пару раз после вечеров, когда я присматривала за ними и много обнимала.
— Дай себе передышку, отдыхай побольше, — говорю я ей.
— Непременно. Удачи завтра. Мне жаль, что я оставляю тебя без поддержки в зоне полузащиты.
— Ну, я один раз закрою на это глаза, но после завтрашнего дня больше меня не бросай. Мне будет тебя не хватать. Поговорим после игры, ладно?
— Ладно, — она громко чихает и, судя по стуку и её отдалённому голосу, роняет телефон. — Пока, Зигс!
Звонок сбрасывается, и я убираю телефон в карман, затем подхожу к двери и смотрю в глазок. Хорошо, что я больше не держу телефон, а то тоже уронила бы.
По другую сторону моей двери стоит Себастьян Готье. Прислоняясь к противоположной стене, он выглядит так, будто спит — голова запрокинута, глаза закрыты, руки в карманах.