Если ты есть

— …Знаешь, там многое для меня было странно. К примеру, одного из лидеров — высокий такой, высоколобый, начитанный — многие негласно считали стукачом. Он всегда выходил сухим из воды, что бы ни случилось: стычка с ментами, обыск, провал мероприятия. Других сажали на пятнадцать суток, «шили» уголовные дела, ему — никогда ничего. Одни говорили с уверенностью: стукач, скользкий тип. Другие: да нет, все в порядке, хороший парень… Еще там была дама, религиовед по образованию, жутко умная, красивая, всегда улыбалась. Гадать умела по руке, по воску, по картам, прекрасно разбиралась в астрологии… Так вот, ее в одном городе считали провокатором, и были люди, серьезно из-за нее пострадавшие. А в другом — ценили и уважали, не верили ничему плохому, что бы о ней ни говорилось. Я подобных вещей понять не могла. Ну просто упиралась, как в стену лбом! Ведь если тот юноша — стукач, а я руку ему жму, из одного стакана сухое вино пьем — а надо бы в морду ему этим вином… И руку помыть. Или дама эта. Улыбается, волосы блестящие волной, глаза приветливые, излишне внимательные… иронизирует над шпиками в подъезде — дебильнолицые такие ребята, румяные, в светлых плащах, — чашечку кофе им выносит, чтобы погрелись. Но, конечно, большинство было настоящих, как ты говоришь. Были и просто святые…

— Я подумал и понял, что это не совсем то…

— Может быть, тебе окреститься?

Агни не обладала Таниной страстью обращать в христианство (тем более что сама была обращена лишь формально), но он почему-то сразу откликнулся на это неуверенное предложение.

В одну из особенно братских, особенно глубоких бесед она сняла с шеи свой крестильный крестик и надела на него. Он обещал, что в ближайшее время окрестится и отдаст ей свой. И они будут нареченные братья. Их душевный союз скрепится на вечные времена.

До встречи с Агни он не думал креститься и мыслил скорее в понятиях Востока и хасидизма. Они много говорили о «новой эре», о дзен, о расплодившихся несчетно экстрасенсах. Оказалось, что его двоюродный брат, живущий в Средней Азии, самый настоящий экстрасенс и занимается этим вполне официально, получая зарплату в каком-то НИИ. Недавно он приезжал в гости, захватив с собой знаменитую тамошнюю «ведьму», столп института, и ведьма не вынесла в их городе дольше трех дней, уверяя, что здесь нечем дышать, что ауры умерших в блокаду плотным слоем зависли над городом, не пропуская энергии космоса.

Еще — смеясь, поделился он — ведьма выявила подобные способности и у него. Очевидно, это у них родовое. Он не относится серьезно, да и смешно было бы поддаваться всеобщей экзальтации, повальной моде, но что есть, то есть — простуды у своих детей он лечит руками и однажды вылечил у жены мастит. Посмеиваясь над всей этой чушью и иронизируя, он предложил, чтобы не быть голословным, назвать ей очаги настоящих и будущих заболеваний. Агни не отказалась. Вытянув ладони, медленно поводя ими вдоль ее тела, на расстоянии, он перечислил: голова… горло… верхушка правого легкого… Взгляд у него был типично «колдовской»: вбирающий в себя, без блеска, чугунно-тяжелый. Агни поежилась внутренне. Подтвердила: да, горло у нее хроническое, а что касается головы — еще хуже, в смысле не интеллекта, конечно, а психики, души…

Они встречались у него на работе, в душной, влажной комнатке котельной с продавленным диваном, гудящими счетчиками и пылающим в отверстиях котлов синим огнем. Было уютно, потому что никто не мешал и совсем не было быта.

В день своего тридцатилетия, совпавший с его дежурством, Агни зашла к нему, прихватив бутылку вина.

Он был непривычно наряден, подтянут и взволнован. Хотя знать о ее юбилее не мог: Агни никогда не справляла свои дни рождения и не любила их.

Потихоньку — чтобы растянуть на весь вечер — они глотали вино.

Внезапно, вне связи с темой разговора, он объявил, что позавчера ушел из семьи и живет сейчас с мамой. И им необходимо в ближайшие дни повенчаться. Он окрестится, и они повенчаются, это можно в один день, он узнавал. В ближайший же день, как можно скорее.

Агни потрясенно молчала, собираясь с силами.

Он выжидающе не отводил темных глаз.

Сбивчиво принялась объяснять: он ей друг, брат, навеки родной человек, а с родственниками не венчаются, это было бы кровосмешением… Он молчал, слушал, не отводя глаз, владея лицом. Агни все упирала на то, что они родственники, «одна группа крови»… изо всех сил стараясь в объяснениях своих не дойти, что никогда и не воспринимала его как мужчину.

Он был маленького роста и абсолютно лысый. С черной бородой. Прозвище его во второкультурной среде было Черномор.

Он был такой свой.

Наконец он прервал молчание. Попросил впредь больше никогда не звонить ему и ничем не напоминать о себе.

Всю дорогу домой Агни шатало. Не от вина — что там какие-то полстакана… Так потрясла ее потеря друга. Почти единственного в нынешние ее одинокие времена.

Почему-то в метро и на улице «клеились» мужчины. (Чего не случалось с ней в последние пять-шесть лет.) Трезвые, пьяные, всякие. Один негр. Неужели убитый горем вид так привлекает?..