Если ты меня любишь

Молодые люди начали целоваться, и Гарри осторожно уселся на пол и отвернулся от них. Бедняга Рон! Гермиона говорила о нем так, словно все еще любила его. Но, возможно, она просто чувствовала, что главный стержень их отношений переломлен, как стебель травы, что никогда уже не возобновиться тому доверию и преданности, некогда царившим между ними. А Джефри, похоже, намерен ухаживать за ней всерьез. Перед концом…

Рука Гарри автоматически полезла в нагрудный карман, где лежала мантия–невидимка. Он не снимал с себя защитный костюм, выданный в отделе обмундирования и созданный специально для Первого Отдела. И, кажется, ему не надо было собираться, чтобы отправиться в путь. Конечно, Джинни будет волноваться, но она сразу догадается, куда он пошел, и, что было бы весьма желательно, ничего не скажет Охотникам.

Гарри выбрался из дома со всеми предосторожностями, но не успел завернуться в Мантию и трансгрессировать. Перед ним, словно из‑под земли, вырос Холборн и направил на него волшебную палочку.

— Не дури, — с раздражением попросил Гарри, разворачивая мантию–невидимку.

— Я не могу тебя отпустить, — печально произнес Запоминающий и Стирающий. — На крайний случай я должен пойти с тобой.

— А я не могу взять тебя с собой. И не вынуждай меня с тобой сражаться, — проговорил Гарри, доставая свою палочку.

— Тебе и не придется, — на полном серьезе отвечал его коллега. — Прости, но ты не продержишься и пары минут, потому что ты рассеян и не знаешь многих боевых заклинаний, которые знаю я.

— Зато у меня мотивация выше! — прорычал Гарри, начиная злиться по–настоящему.

— Это не поможет тебе пробить мою защиту. Уверяю, тебе лучше отказаться от своего намерения и пройти…

— Да говори уже, как человек, а не как автоответчик! — вскричал юноша, уже вне себя от необъяснимого гнева. — Я ничего не затеваю против твоего обожаемого Вестерса и против Отдела, ясно? Почему ты не хочешь понять? Джефри бы понял.

— Джефри слегка увлечен не тем, чем нужно, — вздохнул Холборн, не меняя тона. — Но дело важнее, Гарри, как ты этого не понимаешь? Становится все опаснее, наши силы чрезвычайно малы, и подвергаться дополнительной опасности…

— Это все бред! И Стеффинс прав, когда говорит, что надо что‑то делать. А мы сидим здесь, как трусливые кроты! Вы охраняете меня? Или общество от меня? Но я сейчас единственный, кто может хотя бы попытаться что‑то изменить. А твой любимый Вестерс связал мне руки! Да, вы все угадали, господа, я владею некоей информацией, и я ей воспользуюсь, и даже не буду вас спрашивать. Можешь передать это старичку, тебе ведь скоро докладываться.

— Мое терпение не безгранично, — неожиданно Холборн утратил весь свой скучный тон и с яростью взглянул на Гарри. — Никогда не смей так говорить об этом человеке в моем присутствии! Ты много чего совершил и видел, но ты не знаешь ничего о той ответственности, которую на себя берешь, а он знает. И он понимает тебя и твои стремления, иначе сразу засадил бы тебя за решетку, откуда ты бы уже никому не смог помочь. И — да, он охраняет тебя и переживает за тебя, он возлагает на тебя и твоего друга слишком большие, на мой взгляд, надежды. А ведь у него всегда был я, никогда его не подводил, постоянно был в курсе всех его дел, относился к нему чуть ли не с благоговением. Но, видимо, ему совсем не это было нужно, а я не понял. И сейчас мне поздно себя переделывать, а он возится с тобой, как с сыном, а тебе на это наплевать. Ты главному не научился — благодарности. Или же ты просто забыл, что это такое. Твое безрассудство, твоя энергия способны пленить, но у них сомнительные плоды. Ты можешь все погубить, а я не могу этого допустить. Мистер Вестерс мне слишком дорог.

Удивленный этой вспышкой, Гарри несколько секунд не мог ничего ответить. Потом медленно собрался с мыслями и сказал:

— Но ведь и ты думаешь только о себе и о своей всепоглощающей верности, которая глубже океана. Ты такой же, как мы все, и нет среди нас человека, способного забыть о себе. Мы все сошли с ума. Тогда, может, и хорошо, что скоро конец.

— Нет, не хорошо, — с болью прошептал Холборн. — У меня есть сестра. Ты бы ее видел, Гарри Поттер. Она ничем не провинилась, она, как и ты, говорила мне всегда, что я не должен предъявлять такие высокие требования к окружающим, в том числе к мистеру Вестерсу. Она старалась уберечь меня от разочарования, но не смогла. Хотя, я уверен, она положила бы жизнь за то, чтобы суметь это сделать, как она готова была умереть вместо нашей матери. И все это без надрыва, без мольбы, без истеричного самопожертвования. Она может любить. Она умеет любить! И отец умрет, если с ней что‑то случится. Теперь ты понимаешь? Я не могу тебя отпустить. Ты можешь разрушить ее жизнь.

— Ты ошибаешься. Я хочу спасти ей жизнь.

— Ты не сможешь.

— Я должен попытаться. Хуже не будет, поверь, я знаю что говорю. И потом, откуда ты знаешь, может, Вестерс дал мне шанс? Ты же говоришь, что он понимает меня.

Холборн колебался.