Если у меня тебя заберут

– Эй, маленькая, тише, не спеши… – обдает горячим дыханием мою влажную от пота кожу, и эти слова служат толчком. Меня накрывает. Я с еще большим жаром скачу на нем. Я дрожу, я рыдаю, я несу какую-то чушь. А он улыбается. Сквозь дурман в глазах, сквозь окружающую нас темноту Чиж смотрит на меня и наслаждается каждой секундой моего кайфа. Он разделяет его, отдает его мне и когда я, наконец, открываю глаза, то вижу перед собой его полный любви взгляд, его улыбку счастливую…

Пару движений и Ваня, стиснув зубы, начинает ускоряться. Я чувствую все точно так же, как и он. Я забираю весь его кайф, я впитываю его, ловлю каждое движение его пульсирующей плоти во мне.

А когда его руки притягивают меня к себе, когда моя голова ложится на его взмокшую грудь, я наконец-то срываюсь. Я начинаю плакать так сильно, что тело дрожит. А Ванька гладит меня напряженно. Ему так же, как и мне, больно… и он так же, как и я, на грани.

А когда истерика проходит, я поднимаю на него глаза. Боюсь, что Ваня начнет спрашивать, что станет затрагивать эту тему. А я не готова. Я хочу еще… его и всего того, что сейчас было. Мне мало… слишком мало.

И Ванька понимает все. Он убирает влажные волосы с моего лица, смотря на меня строгим взглядом.

– Я же просил, чтоб подождала… чего так спешишь? – улыбается.

А я смеюсь, растворяясь в его глазах.

– Двенадцать лет без оргазма… мое тело не слушалось, прости. В следующий раз постараюсь подождать, – улыбаюсь смущенно, а его взгляд чернеет. И я понимаю, что сказала совсем не то, что должна была.

Глава 26

Чиж

Она в моих руках. И я до сих пор не верю, что это не сон. И не очередной мой глюк. Ее черные волосы рассыпаны по подушке, она сладко спит, прижавшись ко мне, а я за всю ночь глаз не сомкнул. Не могу перестать трогать ее, смотреть… всю жизнь искал ее. Сколько пройти пришлось, сколько пережить, пока она в моих руках не оказалась. В саму преисподнюю спускался и там искал… а она каждый раз ускользала. Во снах ко мне приходила, каждую ночь я с ней, но с наступлением утра все исчезало, и я оставался один. Алена вчера говорила про холод… он и меня преследует все это время. Озябшие мы с ней до самых костей и никак не можем согреться.

Ее длинные ресницы отбрасывают тень на бледную кожу. Касаюсь губами ее плеча, кажется, никогда не насмотрюсь, не утолю жажду в ней. Двенадцать лет в чертовой пустыне без капли воды. А теперь, дорвавшись, все никак не уйму своего изголодавшегося зверя.

Только сейчас понимаю, что вся прошлая жизнь без нее – хождение в темноте. Знал ведь всегда, что любила меня. Чувствовал это сквозь тысячи километров и года. Ее любовь меня от пуль спасала…

Алена вздрагивает от очередного касания моих губ. Поднимаю голову и встречаюсь с ней взглядом. Понимаю, что вся жизнь моя теперь в ее глазах…

– Доброе утро, – она тянется под одеялом. Ее сочная молочного цвета грудь выглядывает из под белой ткани. Я хочу ее. Снова. Так, что дыхание спирает. Но еще больше хочу разобраться во всем дерьме, что не дает мне жить спокойно. Я дал ей время… она просила, и я подчинился. Но теперь я хочу знать все без утайки.

И Алена понимает все. Я вижу, как меняется выражение ее красивого лица. Вижу, как скользит грусть в ее глазах. Она поднимается с нашей символичной постели. Я сижу, не двигаясь, смотрю на ее тело нагое… чертовски идеальное тело… Ругаю себя за жесткость и непримиримость. Не хочу делать ей больно, видит бог. Но и со своей болью я должен справиться. А без этого никак.

Алена надевает белье, а сверху мой свитер. С растрепанными волосами и босыми ногами в моей одежде она дико хороша. Я заведен, и мне сложно контролировать себя, оставаясь серьезным. Уже и сам хочу послать все к чертям, но к моему удивлению, вернувшись на прежнее место и укрыв ноги одеялом, она начинает говорить.

Алена говорит, а мой персональный ад открывает свои ворота. С каждым сказанным ей словом огонь горит все ярче, все яростнее жжет меня на вертеле.

Я смотрел на нее и подыхал. А она такой спокойной была, смирившейся. С ее губ срывалась уродливая, ужасающая правда… П*здец, эти ублюдки сделали с ней … я даже думать об этом не могу – выворачивает. А она словно простила всем… отпустила это дерьмо…

Меня трясет. В ушах – шум, а внутри нарастает гул. Она время от времени замолкает, давая мне возможность приглушить громкость своих эмоций. Но я знаю, что дальше будет хуже… и Алена продолжает.

– Когда они избили Катю, а потом все равно изнасиловали так, как им того захотелось, я поняла, что сопротивляться бесполезно… – ее голос хриплый, уставший. В нем даже слез нет. Это же сколько лет она живет с этим адом внутри? Как нужно переломить себя, чтобы привыкнуть к нему настолько…

– И тогда один из них переключился на меня…

Бл*ть! Я больше не мог. Внутри такая боль, грудь разодрать хотелось и вырвать еб*чее сердце. Я задыхался, я сгорал изнутри, а она все говорила… Вспарывала тупым старым лезвием каждый мой нерв. Я долбанный ублюдок. Я оставил ее одну! Из-за меня моя девочка осталась в нужде, осталась один на один с грязным ублюдским миром.