Если верить Хэрриоту…

А последнее было с каждым днем все нужнее. Как странно! До чего городские дети порой тянутся к живой природе! Мне иногда кажется, что следует возродить в каждой школе живой уголок, а некоторым семьям вменить в обязанность содержать дома хотя бы рыбку в банке (появившиеся недавно «Тамагочи» немного разрядили обстановку, но в те годы о них и слыхом не слыхивали). Многие мальчишки и девчонки часами не отходили от выводка, и стоило отвернуться, как они поднимали решетчатую крышку и спешили взять цыплят на руки, чтобы приласкать. С одной стороны, это похвальное решение — удалось-таки посеять в их души пресловутое «разумное-доброе-вечное», но эта их не в меру горячая любовь иногда выходила цыплятам боком.

Чаще всего возле загона околачивался маленький худощавый мальчишка самого беспризорного вида, с много говорящей фамилией Комаров (если кто помнит рассказ или мультфильм с одноименным названием, легко догадается, что однофамилец доставлял мелкие неприятности взрослым своей излишней любознательностью). Как удалось узнать, воспитывала его одна бабушка, а о родителях, как мне кажется, не знал никто. С Комаровым действительно было слишком много хлопот, и я вовсе не обрадовалась, когда заметила, что он проявляет повышенный интерес к цыплятам.

Мое предчувствие оправдалось на второй день, когда от работы меня оторвали крики моих сторожей:

— Идите скорее! Там… Комаров — цыпленка!..

Крышка с загородки была сорвана и валялась рядом, курица с цыплятами сидели в углу, а в середине загончика валялся на земле один из цыплят — большой белый. Раскинув лапы и вытянув шею, он еле дышал. Комаров стоял рядом с видом пойманного с поличным начинающего воришки.

— Так, что произошло? — спросила я, подходя.

— Комаров полез к цыплятам, а крышка сорвалась и ударила цыпленку по спине, — отрапортовали девочки-сторожа.

Выяснять, правда это или нет, нужды не было — достаточно поглядеть на Комарова, стоявшего рядом с убитым видом. Его видимое раскаяние было столь велико, что я сдержала свой гнев.

— Вот что, — заговорила я, стараясь не сорваться, — запомни мои слова. Если цыпленок умрет, ты больше сюда ни ногой — сама прослежу. А выздоровеет — ходи. Но только смотри! В руки тебе взять их все равно будет нельзя. — Я обернулась на остальных ребят. — Кстати, ко всем относится! Уж если брать цыплят на руки, то делать это буду только я!

На Комарова тут же зашикали, словно получив разрешение высказать возмущение. Я же тем временем осторожно подняла раненого цыпленка. Он попробовал вырываться, но безрезультатно.

В памяти сразу всплыла уточка с перебитым хребтом. Она мучилась меньше суток, но если бы я ее не зарубила, жила еще очень долго. Но разве это жизнь? Ее не каждый выдержит даже при строжайшем уходе.

— А что вы с ним будете делать? — тем временем спросили у меня девочки. — Хорошенький такой!

Я еще раз осмотрела цыпленка.

— Переломов видимых нет. Лапы целы… Как упала решетка?

— Вот так, — девочка показала ладонью поперек его спины, — и он упал.

— Подождем, — решила я. — Может быть, это только ушиб. Вон лапами шевелит…

Я осторожно вернула больного на место. Он, как ни странно, мигом успокоился, подобрал под себя лапы и принялся оглядываться. Я пододвинула ему поближе кормушку. Оценивающе взглянув на нее, он клюнул пару раз.

— Может, оправится, — предположила я.

Не знаю, что пришло на помощь — природа, счастливый случай или даже горячее желание, чтобы он поправился, но цыпленок с каждым часом набирался сил. К вечеру он уже пробовал привставать на лапки, а через два дня бегал, хотя и не столь прытко. Впоследствии из него получилась хорошая курочка.

А Комарова после этого случая как подменили. Нет, он еще порой ставил в тупик взрослых своим поведением, но только не в живом уголке. Меня он считал авторитетом номер один и с величайшей аккуратностью ухаживал за животными. Я даже, в знак доверия, отдала ему на несколько дней домой ручную крысу, и он с волнением осторожно унес ее на вытянутых руках, как величайшую ценность.

К сожалению, на следующий год я потеряла этого парнишку из виду. А жаль. Он был из тех, кого смело можно было назвать «бриллиант в пыли».

Что до цыплят, то это маленькое происшествие никак не отразилось на них. Они росли как на дрожжах, поскольку их подкармливала не только я, но и все желающие.

Счастливое детство кончилось, когда цыплятам исполнилось три недели. К тому времени они уже выросли более чем втрое, наполовину покрылись перьями и уже можно было догадаться, что среди них есть и куры, и петухи. Определились двое — тот самый слабый цыпленок с черными пятнышками на спине, который не хотел вылезать из яйца, и один из бентамских. Он был темнее остальных, буро-рыжий, с серыми разводами, и больше напоминал по окрасу черепаховых персидских котов. По странной прихоти судьбы, эти цыплята оказались самым большим и самым маленьким из своего выводка. Еще один цыпленок погиб, или простудившись, или склевав что-то не то. Четверо точно были курочками. Двоих мы пока не определили.