Если верить Хэрриоту…

Но, как назло, проделать это в нужном темпе удавалось лишь в мечтах — у Миссис Грыжи само вымя не было приспособлено к этому. Два передних соска она имела обычные, возможно, чересчур широко расставленные, но вполне нормальные. А вот задние, венчающие огромные задние доли, больше напоминали два прыща — толстые, длиной три-четыре сантиметра, они сидели рядышком. Чтобы надеть на них резиновые ободки стаканов, приходилось брать каждый и осторожно засовывать в стакан. Корова только и ждала, пока я начну возиться. Не переставая жевать, она совершала неуловимо стремительное движение — и вот я лечу в одну сторону, аппарат — в другую, а шланги обмотаны вокруг ее задней ноги. После двух-трех таких схваток я начала делить дойку на два этапа — до Миссис Грыжи и после, ибо когда за нею закрывалась дверь, я чувствовала, как с моей души падал ощутимый камень. Можно было перевести дух и расслабиться.

И надо ж такому было случиться, что именно Миссис Грыжа, которую я боялась до глубины души, в разгар рабочей смены ухитрилась заболеть маститом!

Раз в десять дней в наш летний лагерь наведывался ветеринар из центральной усадьбы — без вызова, по долгу службы. Строевым шагом пройдясь между станками по проходу и осмотрев пару-тройку коров, он уезжал, оставив рекомендации на тот случай, если что-то случится в его отсутствие. Одна из его поездок была целиком посвящена маститу, поскольку от него напрямую зависели надои и наша зарплата. На визите настоял бригадир, которому последнее обстоятельство было небезразлично.

Маститом в основном болели коровы группы Ольги, ибо она делала все для того, чтобы эта болезнь ширилась и прогрессировала в их рядах. Как известно, мастит развивается не только от попадания в вымя инфекции — даже нарушение технологии доения (вы раз за разом слишком резко сдергиваете аппарат или же снимаете его не вовремя, оставив корову на полчаса доиться «всухую») может привести к заболеванию. Именно это и послужило причиной повального заболевания коров целой группы — полтора из трех десятков животных оказались непригодны к доению.

Пока ветеринар работал, осматривая одну корову за другой, мы то и дело отрывались от своих дел, чтобы поглядеть. Различных случаев мастита было хоть отбавляй — можно было проиллюстрировать целую книгу. Ольга мрачнела с каждой минутой и после десятой коровы уже не принимала участия в дойке, а сидела в уголке и смотрела на всю суету исподлобья, а наш бригадир, Сашка Шабров, стоял над нею и гудел:

— Видишь, до чего ты их довела? И какая ты после этого доярка?

— Я не доярка, — огрызалась Ольга, намекая на то, что мы тут все временно. — Ты больно много на себя берешь!

Разговор вертелся вокруг одного и того же — она не первый раз увиливала от работы, и спорить с нею надоело всем.

— Ну что мне с тобой делать? — вздыхал Шабров.

— Увольняй, — равнодушно предлагала Ольга.

Махнув рукой, Сашка отходил прочь.

А тем временем одна за другой проходили маститные коровы. Страшнее всего оказалось положение одной из них, ради которой и вызывали ветеринара вообще. Вымя ее раздулось до такой степени, что мешало корове при ходьбе. Оно затвердело, утратив чувствительность, покраснело. Корова уже не реагировала на прикосновения к вымени, но накануне оно треснуло. Открытая рана прошла как раз по одной из задних долей, разрезав ее вдоль от соска до основания. Из нее сочился гной, свернувшееся молоко, смешанное с кровью, и сукровица. Каждое движение, каждое прикосновение причиняло корове такую боль, что пришлось вкатить ей успокаивающего, и все равно потребовалось объединенное усилие трех наших ребят, чтобы удержать ее на месте, пока ветеринар прочищал рану.

Но он успел только удалить гной. В тот миг, когда он взялся за само лечение, корова решила, что с нее хватит издевательств на сегодня, и, стоило ветеринару прикоснуться к ране еще раз, сделала стремительный рывок.

Трое взрослых парней отлетели в стороны как пушинки. Ветеринара сшибло с ног, и он упал, сбив локтем ведро с водой. А корова, изогнувшись всем телом, привстала на дыбы и совершила великолепный скачок через решетку — как лошадь, берущая барьер на скачках. Оказавшись на свободе, она задрала хвост и отчаянным галопом понеслась к стаду.

Шабров, помогавший в числе других удерживать корову, поднялся, оттирая штаны от грязи, и медленно повернулся к Ольге.

— Видишь, что из-за тебя случилось?! — прошипел он. — Довела корову!.. Все! — Он решительно рубанул ладонью воздух. — Больше ты не работаешь!

На лице Ольги не дрогнул ни единый мускул.

— Да пожалуйста, — лениво протянула она, поднялась и вразвалочку направилась прочь.

Заканчивал дойку Бердников, чье рабочее место находилось рядом, а потом его место заняли сразу двое — наша лаборантка и один из ребят-пастухов. Собственно, это была не их обязанность — следовало вызвать из отпуска доярку, — но мы не хотели расписываться в нашей слабости и решили выходить из положения своими силами. Да и оставалось до конца месяца дней десять, можно и потерпеть.