Если верить Хэрриоту…

За домом моей тетки был небольшой пустырь. Сейчас его застроили, но в тот год там только торчали из травы блочные фундаменты будущих домов. А за ними в глубоком овраге, заросшем ежевикой и крапивой, тек жиденький ручеек. Трудно было с уверенностью сказать, откуда и куда течет эта водица, — ручеек вился до машинного двора по длинной системе оврагов, где вытекал из небольшого идеально круглого озерца, которое на самом деле было частью большого пруда, а тот — перегороженным много лет назад руслом речки. Получалось, что ручеек — это все, что осталось от нее. Конечно, здесь давно не водилась никакая рыба, жили только лягушки. Но если пройти вверх по течению через все овраги, то можно было отыскать много интересного. Овраги — место, самой природой предназначенное для того, чтобы хранить и отыскивать клады, устраивать засады или просто пикники. Особенно в жаркий полдень, когда наверху жара и тонко звенит напряженный воздух. Тогда приятно спуститься в тень развесистых старых ив, которые наверняка помнили ручеек еще неширокой, но вполне приличной речкой. Здесь пряно пахнет живой водой, сыростью и даже немного рыбой. На террасе рядами, словно кто-то нарочно их посадил, стоят дубы, а вокруг них раскинулись заросли сирени, в которой, если хорошенько поискать, можно найти малину и ежевику. Около озерца высится древний полуразрушенный мост, по которому ходим только мы, дети, да и то осторожно, и скорее не ходим, а лазаем, потому что там даже пешком пройти трудно — настолько он развалился. Но там раскинулись заросли орешника, и в конце лета можно рискнуть и пробраться по шатающимся, трещащим под тобой бревнам на тот берег. За мостом дорога. Она ведет в поля, но сперва сворачивает к крошечной березовой рощице, настоящему лоскутку березового ситца, кладезю вдохновения для нового Сергея Есенина. Рядом с рощицей в овражке извивается еще один ручеек — он берет начало из водохранилища подле телятника, а заканчивается в болоте. Там есть небольшой бочажок с темной илистой водой. В нем кишмя кишат лягушки, пиявки и прочая водяная мелочь, а над водой звенят стрекозы. Иногда, если очень повезет и выберешься из дома на рассвете, задолго до завтрака, можно застать там рыбака. Никто не знает, водится ли в бочажке рыба, но люди часто сидели там с удочками.

Я не была рыбаком — мне не хватает терпения часами сидеть совершенно неподвижно и глазеть в одну точку, даже если в награду я получу рыбу. Я бегала в луга и к оврагам потому, что у меня там были свои секреты. Я одна знала, что в водохранилище возле телятника действительно есть рыба, — надо только немного подождать на мелководье, и скоро увидишь мелькающие тоненькие темные тельца. Именно я открыла в обрывистом береге над ним лисью нору. Правда, саму хозяйку видеть не доводилось, но это-то понятно — нора явно была заброшена. Я ловила в бочажинах головастиков и личинок стрекоз, наблюдала, как трапезничает лягушка, наткнувшаяся на пиявку, притаскивала в банках водяные растения и выпускала их в бочку в огороде. Иногда приносила даже грибы, найденные в рощице. Там можно было пробродить весь день, питаясь исключительно малиной, орехами и щавелем (конечно, смотря, в каком месяце вы отправитесь туда), и все равно не осмотреть всего. Однажды я полчаса просидела на дубе, размышляя только об одном — попробовать спрыгнуть или лучше слезть.

В один из погожих дней я привычным уже маршрутом направилась в луга. Пройдя стройкой, спустилась в овраг. Склоны его были до того круты, что идти вниз оказывалось делом столь же трудным, как и лезть вверх. Только в первом случае приходилось следить, чтобы не споткнуться и не скатиться вниз кубарем, подминая крапиву и рискуя сломать себе шею, а во втором случае приходилось вставать чуть ли не на четвереньки и ползти на поверхность, помогая себе руками. Если вы идете налегке, особой проблемы нет, но коль захватили сумку, то подъем превращался в сложное мероприятие, требующее кое-каких навыков, доставшихся нам от предков-обезьян.

Итак, я лезла вверх. Накануне прошел дождь, земля была чуть влажной, и ноги то и дело скользили. Я смотрела больше под ноги и лишь изредка бросала взгляды вверх — долго ли еще подниматься. До верха оставалось всего ничего, но когда я в очередной раз вскинула голову, сердце мое ухнуло и ушло в пятки — на меня с расстояния в полметра смотрел огромный черный зверь.

«Волк!» — было первой моей мыслью. Мне ни разу не приходилось видеть живого волка с близкого расстояния, но я знала, что только у них такая большая лобастая голова, чуть закругленные на кончиках относительно небольшие уши и пристальный холодный взгляд. Другое дело, что летом, белым днем, так близко от человечьего жилья может прогуливаться только сумасшедший волк, но вдруг? Может, на мою долю выпала встреча как раз с таким зверем-самоубийцей?

Не знаю, что помогло мне удержаться на склоне и не скатиться обратно в ручей. Я просто села на землю, а зверь постоял немного, словно оценивая меня, а потом чуть отступил назад и в сторону: «Ну, лезь! Чего встала?»