Если забуду тебя, Тель-Авив

Нарядила араукарию, она хотя бы более или менее хвойная, поэтому раз в год нарекаю бедняжку ёлочкой. А ёлки мои всегда похожи на мексиканское кладбище – хороший вкус я попробую проявить в чём-нибудь другом, а ритуальное дерево должно быть прежде всего функциональным. Вдумчивый наблюдатель мог бы прочитать по моим ёлочкам отчёты о путешествиях, приобретениях, мужском вероломстве и финансовой истории. И, конечно, будущие ожидания. В этом году я любила только деньги и хотела только подарков, поэтому дерево украшено понятно чем – дарами и котом Веничкой. Кот усиленно делает честное мужское лицо и пытается незаметно подорвать моё благополучие – как они все.

Собственно, на праздник я впала в предчувствие, что год несёт мне неисчислимые бедствия. Обычно часов в одиннадцать выхожу на берег, гуляю в кромке отлива и думаю философские мысли: зачем старость, почему я толстая и как жить во всём этом аду. Потом успокоенная возвращаюсь домой, раскрашиваю лицо и начинаю есть. В этот раз ничего не помогло, поэтому я надела носки, выпила колдрекс и уснула в полвторого. Проспала четырнадцать часов и вроде смирилась с грядущим ужасом.

У меня есть планы, в этом году нужно книжку, в Париж и айфон, нужно сильно измениться физически, сделать везде здоровенный рывок, потому что как сейчас, так уже нельзя ни в чём. Весь год я жила на том, что наскребла по сусекам, на остатках чувств и ресурсов. Сейчас, когда колобок доеден, надо или сосредотачиваться и всё менять или снижать планку, и делать вид, что это мудрость пришла. Кстати, нет ничего печальней, чем неудачник, делающий вид, что он философ. Человек, получивший всё, что хотел, и отказавшийся от лишнего, по-другому пахнет – не кисловатой нестираной одеждой, углеводистой едой и болтливым одиночеством. А хуже всего, что, когда проиграл и знаешь об этом, как ни обольщай окружающих, живёшь с привкусом дерьма на языке.

Так что мне страсть как надо победить, не люблю я энтих ваших десертов.

Поэтому желаю себе быть отчаянно победоносной, примерно как парнишка в женском платье, который открывает ногой дверь в бар дальнобойщиков и заходит такой.

2

Разрядила ёлочку, по итогом сезона минус четыре шарика – один я, остальное кошки. Пока распутывала гирлянды, много размышляла о душевном состоянии нашей араукарии. Представьте, пятьдесят одну неделю в году ты обычное дворовое дерево, но на семь дней тебя притаскивают в дом, наряжают, украшают огнями, постят твои фото в соцсетях, а потом снова возвращают на улицу. Вот что она должна думать – она особенная, избранная и никогда не умрёт? И велика вероятность, что я однажды перееду и передарю её кому-то, кто не празднует Новый год, и всё это прекратится безо всякого объяснения. Вообразите: «что это было, почему, что я сделала не так, на кого меня променяли?» Когда сосредотачиваюсь на этом, хочется заранее поискать дендропсихолога, причём, для нас обеих. Ну или наорать: заткнись и не начинай, ты дерево!

Прогулка к врачу

Медицина для слабаков, считаю я, к врачу надо нести только зубы и сифилис, и то, когда уже флюс и вторичная сыпь по пузику. Остальное обязано пройти само или пусть убьёт меня, если сможет – у меня против всего есть антибиотики, обезбол и с нами бог.

С таковою медицинскою программой я прожила свою славную жизнь, а с нового года что-то пошло не так, и грипп плавно перетёк в трёхнедельный кашель, потом в отит с дыркою в ухе, а сегодня вот в тошноту и предом-марок на ровном месте. Муж кричит от ужаса, как выпь, потому что не привык, чтобы я на его глазах зеленела под цвет авокадо (пока мякоти, а не кожуры, но ему уже не нравится). А виноват кто? Он и виноват, потому что поволок меня и уши мои к врачу. Я надеялась: нажрусь антибиотиков, и что не сгниёт и не отвалится, то заживёт и заколосится, всегда так было.

А тут, вообразите, я легла в шесть утра и ещё час промучилась от тревоги, что мне придётся вставать в одиннадцать и я не высплюсь. Не выспалась! Как знала!

Выпулилась, не выпив ни глоточка кофе и даже воды, и всю дорогу мечтала о кулере в полуклинике, извините за такую аллитерацию. А ведь мне почти час пришлось идти вдоль моря под дождём и ветром, потому что в автобусе отчаянно укачивает по причине отита же.

Потом прорывалась без записи, объясняя на нерусском языке, что уши мои болят – и при этом настойчиво изгоняла из головы конструкцию «ухиёт» – типа ухо во множественном числе на иврите (на самом деле нет, точно нет!).

Дорвалась до кулера, пила как лошадь всё время, пока сидела в очереди. Зашла к доктору, который вторгся в мои интимные потайные местечки и сказал, что наша рыба будет жить. В смысле, почти наверняка выживу и не оглохну. Вышла и снова пила.

А потом опять плелась вдоль моря под дождём и ветром, и обратный путь был ничуть не короче дороги туда, хотя обычно бывает наоборот.

Дома сняла со спины рюкзак и наконец поняла, что та бутылка воды, которая торчала в наружном кармане всё это время, это бутылка воды, и её можно было пить.