Если живет Надежда (СИ)

— Нет, он хороший отец, но он инвалид, вот я о чем. Я готова забрать его домой — вот все, что я Вам говорю. И не надо меня осуждать. Сначала Вы меня осуждали за то, что я испугалась, а теперь за то, что я хочу его забрать. Он мой муж, и мне решать, как нам жить дальше.

— Как жить, конечно, решать Вам с ним вместе. А вот когда выписывать мне моего пациента, буду решать я. Я сообщу ему мои соображения после обхода.

— Я подойду к четырем часам. Думаю, что Вы уже определитесь.

Она вышла из ординаторской, стуча каблучками.

— Надя, и кто эта стервь? — спросил Иван Владимирович, находившийся с Надей в одной ординаторской.

— Жена Громова.

— Повезло мужику! Она ж его бросит.

— Не каркай.

— Каркай - не каркай… Оно ж видно. Сейчас обдерет как липку и бросит.

— Она так убивалась после аварии…

— Ага. А потом три недели где она была? Я ее ни разу у него не видел, сколько дежурил. Сначала девочка приходила, а потом и она перестала приходить. Жалко, мужик хороший, случись наоборот, так он бы от нее не отходил и любил бы все равно.

— И что это тебя на рассуждения такие потянуло?

— Да просто живешь вот так, живешь, пашешь как проклятый, все стараешься в семью. А потом случись такое — и один… Почему жизнь так несправедлива?

— Ой, перестань. Я вот живу, и не случилось ничего, а все равно одна.

— Так муж козел был.

— Вот так категорично?

— Конечно, категорично. Я когда учился, мы над ним все ржали, как он за каждой юбкой… Как мордочку смазливую увидит, так хвост распушит — и вперед. Она может и не учить больше, ей за мордочку с улыбочкой пятерка обеспечена. Вопрос, как ты, умная баба, попалась?

— Так глупая была. Это я после поумнела. Мне восемнадцать стукнуло тогда, а он был куратор группы. Потом Илюшка родился.

— У него кроме твоего Ильи дети есть?

— Нет, Ваня, остальные смазливые умнее оказались.

Они улыбнулись друг другу и пошли по своим палатам.

Владимир Сергеевич был не в настроении. Лежал отвернувшись к стенке.

— Володя, доброе утро. Как сегодня?

— Ты за планшетом?

— Я на обход. Рассказывай.

— Не хочу. Когда выписка?

— Не сегодня, ты курс массажа не закончил и физио тоже.

— И кто говорит в тебе сегодня? Это чисто женский протест?!

— Врач твой лечащий говорит. Если уж ты стал моим тематическим больным, то будь добр им оставаться. На тебя деньги тратились и тратятся. Мне нужен результат, так что пока я его не получу, ты из этой палаты не выйдешь. А то хочу — подержите, хочу — забираю. Я буду решать, только я.

— Ух ты какая серьезная.

— А серьезная, Володя. Может, и не такая добрая, как тебе казалось, но я свое дело знаю.

— Вот в этом я не сомневаюсь.

— Да я вроде повода не давала сомневаться во мне. Так что супруге своей передай, что о выписке я сообщу за день и все бумаги подготовлю, и рекомендации она вместе с тобой выслушает. Понятно?

— Не кипятись. Понятно. Ты дежуришь когда?

— Завтра.

— Зайдешь покурить?

— Зайду. У тебя сигареты вкусные.

— Так ты ж сама их приносишь.

— Так вот и покупаю вкусные, какие люблю, те и покупаю.

Она лгала, причем больше даже себе самой, чем ему.

Да, она назначит еще несколько сеансов массажа и продлит физио. Она просто не хочет его отпускать. Сроднилась с ним как-то. Срослась душой, прикипела. Никогда у нее не возникало таких отношений с пациентами. Почему с ним возникли? И когда это произошло? Тогда, когда его доставила скорая с места аварии? Во время многочасовой операции, которую делали две бригады: она с напарником — полостные хирурги — и травматологи. Или когда не отходила от него в реанимации, пока он не открыл глаза?

Все это уже не раз было и не с одним пациентом. Почему он?

Надя так и не нашла ответов на свои собственные вопросы. И решила, что произошло это от того, что он оказался одинок, просто одинок со своим горем, и захотелось подставить плечо, протянуть руку и помочь.

Потому, что она тоже одинока, и пусть не в горе, а просто одинока. Но чувство одиночества имеет свойство кричать о себе, выть, как собака ночью, накликая беду. Чувство, не дающее тягу к жизни, а скорее наоборот.

И что делать, как решить эту проблему, она не знает, а одиночество давит, и откликается душевной болью и тяжестью во всем теле. И выхода нет.

Вот она и возомнила, что если помочь себе бороться с этим чувством не может, то попробует хотя бы ему. Чтобы жил, чтобы встал на ноги. Ведь кроме всех отягчающих, ему бороться надо еще и с физическим недугом. И с болью. Невероятной физической болью. И чтобы бороться с болью, надо победить одиночество.

Вывела она такую формулу и воплотила в жизнь.

Она добилась — он улыбался. Вот такая победа. Большая или маленькая — еще рано судить, но он жил.

Проблемой же стало то, что он вошел в ее жизнь. Он перестал быть просто пациентом, просто больным, которому она оказывала помощь. Он стал необходим ей.

Чтобы просто поговорить, посмотреть в глаза и подумать, что есть кто-то, кто ее понимает и принимает такой, какая она есть, не пытаясь ее исправить и переделать. А самое главное — посмотреть в глаза и увидеть отражение себя, только уже другое, пропущенное через его мозг и его эмоции.

Теперь все рушилось. Его жена решила…