Эссе: стилистический портрет

В эссеистической реплике «О народности в литературе»[127] Пушкин размышляет над вынесенной в заголовок темой, не соглашаясь с расхожим мнением. У Шекспира, Кальдерона или Расина, - убеждает он, - нет этой самой народности. Следует авторское рассуждение о народности, которая может быть оценена одними и не понята другими, и выношенный в эссеистической полемике ответ оппонентам: «Есть образ мыслей и чувствований, есть тьма обычаев, поверий и привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу. Климат, образ правления, вера дают каждому народу особую физиономию, которая более или менее отражается в зеркале поэзии»[128].

К документальной эссеистике тяготеют пушкинские «Отрывки из писем», «Мысли», «Замечания». Самые разнообразные формы выражения мыслей по поводу. Но тогда повод этот - конкретный документ, факт, событие. И система доказательств соответствует композиционно-речевой системе документального текста, хотя образная, искрометная пушкинская мысль и здесь присутствует. Но в другом ракурсе.

Мы не ставим своей целью разграничение художественной и нехудожественной форм пушкинской эссеистики. Считаем, что его эссеистическое «я» имеет разнообразные формы выражения и ждет своего исследователя. А в русской эссеистике и здесь у Пушкина - свое место и своя высота.

Эссе как жанр не исчезает в русской литературе и более позднего периода. Наоборот, обретает менее устоявшиеся формы, соответствующие социально-политической обстановке в обществе: ощущение перемен, невероятная пестрота литературных течений, школ, групп, участники которых пытаются решить новые проблемы: я и революция, искусство и революция, искусство и жизнь. Появляются поэтические манифесты, в которых лирическое и философское авторское «я» насыщают конкретно-личностным борьбу идей и мнений.

Таковы широко известные эссе И.А. Бунина («Недостатки современной поэзии»), Д.С. Мережковского («О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы»), К.Д. Бальмонта («Элементарные слова о символической поэзии»), В.Я. Брюсова («Ключи тайн»), Вяч. Иванова («Символизм как миропонимание»), А.А. Блока («О лирике»), М.А.

Кузмина («О прекрасной ясности»). Каждый из этих поэтических манифестов, сам по себе глубоко индивидуальный и стилистически изящный, с собственной интонацией, обладает общими признаками жанра эссе.

Художественная эссеистика у названных нами авторов, а также у В.В. Розанова, А.Ф. Лосева, В.Б. Шкловского, М.И. Цветаевой, А.А. Ахматовой, В.В. Набокова и многих других.

Правда, отношение даже к самому слову «эссе», не говоря уж о жанре в целом, было достаточно двусмысленное. Рубрики, указывающей на принадлежность материала к эссе, не найти ни в журналах, ни в газетах. С одной стороны, это объясняется традиционно сложившимся мнением об эссе как о вершине профессиональной творческой работы, с другой

скептическим отношением к нему как к ненужному умствованию и философствованию.

Ю. Карабичевский, автор литературных эссе, признается: «Эссе - слово слишком светское, нейтральное, я не очень его люблю, но в этом жанре написаны мои исследования о Мандельштаме, Галиче, Окуджаве, Андрее Битове. И книгу о Маяковском, скрепя сердце и скрипя зубами, тоже вынужден назвать эссеистикой, хотя предпочел бы воспользоваться определением Солженицына - опыт художественного анализа»[129]. Впору было задуматься, почему жанр не пользуется успехом даже среди тех, кто в нем плодотворно работает?

Зря литератор сокрушается. И книги его - умные художественные эссе, и слово не такое уж нейтральное. «Ученые рассматривают эссеистический тип мышления как одну из тех реалий духовной жизни общества, которая отражает высокую степень зрелости человеческой мысли и открывает потрясающие возможности освоения человеческого бытия, обретения истины о мире и о человеке»[130], - пишет другой исследователь. И, размышляя о местоименных выражениях эссеистического «я», вводит в оборот принципиально новый термин «монодиалог» как структурно-функциональный тип высказывания.

Вот ход размышлений и доказательств Л.В. Садыковой. Авторское «я» в эссе - это динамично функционирующая структура, имеющая свое текстовое воплощение, с одной стороны, в личном местоимении единственного числа «я», которое подчеркивает идентичность индивидуальности автора. С другой, актуализация семантической множественности усложненного авторского «я» через употребление расширенного «мы» и многочисленных притяжательных местоимений обеспечивают со-размышления актантов эссеистического бытия. Все это рассматривается как формальное местоименное ядро эссеистического произведения, необходимое условие его функционирования как текстового целого.

Активная интеграция позиционно значимых элементов авторского «я» и диалогических структур приводит к выводу о том, что основной композиционно-речевой формой эссе- истического произведения является «монодиалог».

Но «монодиалог», по ее же заключению, это не только «разговор» автора с самим собой, но и «размышления и рассуждения автора-адресанта совместно с агентами действия