Читаем Эссе: стилистический портрет полностью

СО-размышления». Все вернулось на круги своя: автор-эссеист через свое «я» ищет дорогу к читателю. В чистом остатке - все тот же диалог, каким бы усложненным приемом ни прокладывал к нему путь исследователь.

Это давно заметил М. Бахтин, разрабатывая эстетику словесного творчества: «Жизнь по природе своей диалогична. Жить - значит участвовать в диалоге: вопрошать, внимать, ответствовать, соглашаться и т. д. В этом диалоге человек участвует весь и всею жизнью: глазами, губами, руками, душой, духом, всем телом, поступками. Он вкладывает всего себя в слово, и это слово входит в диалогическую ткань человеческой жизни, в мировой симпо- сиум»[131].

Поверяя гармонию короткого рассказа И.А. Бунина алгеброй стилистики текста, получаем возможность глубже прочитать любой текст его эссеистической прозы, а это огромный мир, созданный художественным воображением писателя. В коротких рассказах акцент смещен в область мыслей и чувств, пропущенных через авторское «я». Персонификация лирического «я» происходит на всех стилистических уровнях текста, создавая иллюзию автобиографичности.

Своеобразие эссеистического почерка Бунина - умение осмыслить вслух остановленное мгновение жизни, передать словами прочувствованный образ действительности. Свободная и бессюжетная форма «излияний души» (Бунин) приближает рассказ к эссе. Метод зафиксированной фрагментарности бытия и двойного отражения событий в памяти героя (живые впечатления из прошлой жизни, пропущенные через призму лирического авторского «я») - чисто бунинский прием, доведенный до стилистического блеска. А это отличительное качество эссе, созданного по законам художественной литературы.

Поэтичность прозы И. Бунина, целомудренность художественной правды, подсмотренная или даже придуманная романтичность предельно реалистических ситуаций и - полная бессюжетность, созерцательность, лиричность. Фрагментарность эссеистической прозы обманчива, чисто внешняя. Неожиданную глубину и законченность каждому фрагменту придают реакции героев на любом жизненном изломе. Новизна толкований будничных явлений оборачивается у Бунина новым качеством самого явления. Вечные радости и вечные печали человека, мысли о бытии, тысячи раз уже описанном в мировой литературе, у него - всегда тайна, которую надо открыть с не известной еще стороны.

Бунин отстаивает свое право на описание романтических ощущений, исключающих натурализм в поведении героев. Так, он считал, что влечение к женщине - это загадочная чувственная сила, и писать об этом надо честно и откровенно. В уста литературных героев он вкладывает свои представления о прекрасном в жизни и искусстве. Например, реплика из рассказа «Генрих»: «Хорошо сказано в одной старинной книге: «Сочинитель имеет такое же полное право быть смелым в своих словесных изображениях любви и лиц ее, каковое во все времена представлено было в этом случае живописцам и ваятелям: только подлые души видят подлое в прекрасном или ужасном»»[132].

Думаю, что сам Бунин помогает читателю сориентироваться в поэтическом мире его героев: критерием творческого отбора жизненного материала всегда была «свобода мысли и совести» (И. Бунин. Нобелевские дни), что приобретало в каждом конкретном произведении сугубо индивидуальную форму художественного решения. Именно поэтому в Бунина надо вчитываться, чтобы услышать его голос, почувствовать его реакции, увидеть все его глазами. А чтобы «изведать силу» изобразительности, надо читать Бунина «с тем художественным вниманием, которого требуют его мастерские создания»[133]. Одним словом, читать, пытаясь разгадать авторское намерение.

Рассказ-эссе «Поздней ночью» внешне представляется сумбурным, алогичным и малопонятным. И поэтому очень трудно разгадать секрет тайного воздействия этого бунинского откровения, привычно бессюжетного, но стилистически совершенного.

Название рассказа - первый аккорд, обнаженно и очень просто возвещающий о подчинении всего рассказа временному фактору: действие (если можно происходящее назвать действием) происходит поздней ночью. В комнате присутствуют двое: автор - в облике лирического «я» - и «та», которую он любил. Из сюжетной наметки ясно, что между героями что-то произошло, что-то, приведшее к размолвке. Но под влиянием гармонии и красоты ночи происходит очищение героев от заблуждений и ошибок, и они, пройдя нравственное очищение через страдания и слезы, осознают какую-то высшую правду жизни, ее подчинение «заповеди радости».

И все. Многоточие в конце текста. Как намек автора, что все описанное не так-то просто, если только хватит сил, чувств и опыта это понять и пережить вместе с героями. Поверим Бунину и, призвав на помощь методику медленного чтения, перечитаем еще раз.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки