Есть что скрывать

Монифа Банколе понимала, почему детектив ее арестовал. Она рассказала ему о своих намерениях. Она сказала ему, что все равно собиралась очистить Симисолу, чтобы та могла стать женщиной. Да, она нашла место, где Симисоле сделают обрезание под медицинским наблюдением – с анестезией, стерильными хирургическими инструментами, квалифицированным хирургом и послеоперационным уходом, – но это все равно обрезание, запрещенное законом страны. Монифа не питала надежды, что этот полицейский детектив поймет хоть что-нибудь, что должно было произойти в жизни Симисолы. Он не принадлежал к их культуре, и поэтому есть вещи, которые выше его разумения. Кроме того, они с Симисолой женщины. Цель их жизни – служить мужчинам, с которыми они соединены узами брака или кровным родством. Так было всегда. Так жили ее мать и ее свекровь, так же жили ее бабушка, прабабушка и все женщины, кто был до них. Для ее народа это путь всех женщин. Обрезание означает очищение. Очищение означает непорочность. А непорочность означает пригодность к замужеству. Монифа не могла это изменить, как не могла изменить порядок месяцев в году. Но этот мужчина по имени Нката, за рулем машины, он был англичанином, откуда бы ни приехали его предки. Поэтому он никогда не поймет – просто не сможет понять.

Они уже ехали довольно долго, когда Монифа решилась заговорить:

– Вы везете меня не в полицейский участок.

Нката искоса взглянул на нее.

– Вы оказались в самом центре расследования убийства, миссис Банколе. Такие вот дела. Расследование ведет столичная полиция. Поэтому мой шеф хочет поговорить с вами о той клинике, где вас арестовали. Особенно его интересует женщина, которая ею руководит. Как я уже вам говорил, она называет себя Эстер Ланж, но это не настоящее имя. Подозреваю, что, если она пользуется чужим именем, у нее нет лицензии врача. Другими словами, вы собирались отдать свою дочь в руки другой знахарки, ничем не отличающейся от той, услугами которой хотел воспользоваться ваш муж. Только эта обставляла все красиво.

– Неправда, – возразила Монифа.

– Вы хотите сказать, что не собирались делать обрезание дочери? Отказываетесь от своих слов?

– Я имела в виду, что все не так. Она не такая. С ней Симисола была бы в безопасности. А потом, она была бы…

– Меня не интересует ваше представление о том, что с ней должно быть, – перебил ее Нката. – Лично я уверен, что ее не будут ни резать, ни зашивать, ни калечить на всю жизнь.

– Вы не понимаете.

– И не хочу понимать, миссис, можете мне поверить. – Он ударил ладонью по рулю.

Они ехали молча. Монифа чувствовала его отвращение и гнев. Она вспоминала все, что на протяжении нескольких месяцев выслушала от Абео и от своей свекрови. Вспоминала горе Халимы, потерявшей любимую дочь, своего единственного ребенка. Ей казалось, что все ее тело сдавливают грубые бинты, которые кто-то наматывает на нее, слой за слоем, и она превращается в мумию, не способную даже пошевелиться.

Всю дорогу, показавшуюся ей бесконечной, Монифа молчала. Они пересекли Темзу, проехали через районы к югу от реки, которые недавно были реконструированы, потом свернули с главной дороги на боковую, под названием Эйнджелл-роуд, и остановились посреди жилого квартала.

– Это не полицейский участок, – сказала Монифа.

– Я солгал. Идите за мной, миссис Банколе.

– Вы не полицейский! – закричала она. – Что это? Где мы?

Мужчина по имени Нката вздохнул. Потом сунул руку во внутренний карман куртки и достал удостоверение, которое показывал ей раньше. Уинстон Нката. Сержант. Служба столичной полиции. Его фотография. Номер мобильного телефона. Но он не объяснил, где они и зачем сюда приехали.

– Идите за мной. Никто вам не причинит вреда.

– Где мы? Вы должны мне сказать.

– Лафборо-Эстейт. Брикстон. Здесь я вырос и здесь живу.

– Зачем вы меня сюда привезли?

Он осторожно взял ее под руку.

– Всё в порядке. Моя мама вас ждет.

Монифа вспомнила, что, посадив ее в машину, он кому-то позвонил по мобильному, прежде чем сесть за руль. Она думала, что он звонит начальнику, но неужели он звонил матери? И если так, то зачем?

– Тут нужно немного пройтись. Можете опереться на мою руку.

От долгой поездки в машине у нее онемели мышцы, которые и так болели, а грудь словно разрывало болью при каждом движении, когда она выбиралась из машины. Воспользовавшись предложением Нкаты, Монифа взяла его под руку. К домам вела бетонная дорожка, и Уинстон медленно пошел по ней, приноравливаясь к шагу женщины.

Он привел ее к одному из многоквартирных домов. Они вошли внутрь и направились к лестнице.

– Лифт сломан, – сказал сержант. – Извините. Теперь чуть-чуть наверх.

Они преодолели три лестничных пролета, и каждая ступенька давалась Монифе с огромным трудом, хотя она старалась скрыть это от детектива. Наконец на третьем, верхнем, этаже Нката открыл дверь в коридор.

– Еще немного, – сказал он и повел ее по устланному линолеумом полу, пока они не добрались до четвертой двери, которую Уинстон открыл своим ключом.

– Мама? – позвал он.

Монифа вся сжалась.