Есть что скрывать

– Тогда ты должен объяснить Сими, что произойдет, если она не сбежит из дома. Во всех подробностях. – Похоже, она что-то прочла на его лице, потому что прибавила: – Ты должен, Тани. У тебя нет выбора. Ты расскажешь ей о том, что такое обрезание, а вечером приведешь на «день рождения» моей сестры. А я тем временем расскажу маме и папе, что происходит, чтобы они…

– Не говори им, Софи! Ты же не… – Тани не знал, как закончить фразу. Он познакомился с ее родителями, но старался выглядеть англичанином – по крайней мере, таким же англичанином, как Софи. Если они узнают правду о его родителях и о том, что его отец собирается сделать с Симисолой, то, наверное, захотят, чтобы Софи рассталась с ним, посчитав, что он не подходит для их дочери. И кто стал бы их винить? – Пожалуйста, не говори им…

– Но если она останется у нас, они будут спрашивать, что, черт возьми, происходит.

– Значит, она не может остаться. Нельзя, чтобы она оставалась, а они расспрашивали тебя о ней. Нужно найти какой-то другой вариант, другое место.

Софи нахмурилась.

– Ладно. Я подумаю, что им сказать. И поищу в Сети… не знаю, что-нибудь. Должен же быть какой-то способ защитить ее.

– Я не хочу сдавать ее в органы опеки!

– Я не об этом. Сама точно не знаю, о чем. А пока мы должны забрать ее у твоих родителей, Тани. Один из них хочет причинить ей вред.

Оксфорд-стрит Центр Лондона

– Это совсем просто. – Рози Бонтемпи расправила складки на свой узкой льняной юбке. По мнению Уинстона Нкаты, разглаживать там было нечего, но жест привлекал внимание к ее ногам. Особенно к лодыжкам, изящнее которых он никогда не видел, что еще больше подчеркивали туфли на невероятно высоких шпильках. Нката и Рози стояли рядом у подоконника кафе на Оксфорд-стрит недалеко от универмага «Селфриджес», где работала Рози, как она сама призналась – временно, пока не подвернется что-то более подходящее, желательно место художника по гриму в полицейской драме, съемки которой скоро должны начаться в Норвиче.

Рози согласилась на вторую беседу, но только во время своего утреннего перерыва и только если они встретятся за пределами универмага. Она назвала кафе и время. Уинстон пришел сюда заранее.

– Тео превратилась в настоящую африканку, – продолжала Рози. – Хотела, чтобы я была такой же. Я отказалась. И она даже не дала себе труда попытаться понять почему. – Горькая усмешка. – Понимаете, родители вытащили нас из ужасного африканского приюта, и логично было бы предположить, что Тео будет им благодарна за это. По крайней мере, чтобы не обижать их, вычеркивая из своей жизни. Поверьте мне, они так и остались бы вычеркнутыми из ее жизни, если б у papá не случился инсульт.

– Вы из-за этого поссорились? – спросил Нката.

– Не совсем.

Рози смотрела, как такси и автобусы перестраиваются между полосами на улице, стараясь занять выгодную позицию. Было еще не очень жарко, и выхлопные газы не достигли той густоты, какая будет несколько часов спустя. От этой мысли Нкате становилось легче. В другое время дня прогулка по тротуарам Оксфорд-стрит была бы похожа на спуск в ад.

Он пришел на встречу с Рози Бонтемпи прямо из Нового Скотленд-Ярда, где вместе с Барбарой Хейверс посвятил первые два часа рабочего дня выполнению инструкций, полученных по телефону от старшего суперинтенданта Линли. Они составили рапорты об обходе соседей Тео Бонтемпи вчера вечером и передали ее ноутбук в технический отдел. Ни он, ни она не видели записи с камер видеонаблюдения на здании, где была квартира Тео, а ее мобильный телефон так и не нашелся. Линли рассказал им о двойной жизни Тео: как Адаку, волонтера в «Доме орхидей», и сержанта уголовной полиции Тео, до перевода работавшей в группе, занимавшейся насилием над женщинами. В результате Нката получил задание еще раз встретиться с Рози Бонтемпи, а Хейверс направлялась на восток Лондона, чтобы добыть какую-нибудь информацию в «Доме орхидей».

Телефонный звонок Рози привел его сюда. Она попросила взять ей макиато навынос. На ее вопрос, почему он сам не пьет кофе, Уинстон поднял бутылку газированной воды.

– Мне хватило кофеина с маминой кухни. У нее кофе – прямо монстр.

Ему предстояло расспросить ее о ссоре с сестрой, которая случилась за два дня до того, как Тео впала в кому. Вероятно, это был грандиозный скандал, поскольку соседи из всех четырех квартир, имевших общие стены, пол или потолок с квартирой Тео, подробно рассказали ему или Барбаре Хейверс о том, как кричали две женщины. Поскольку двое слышали: «Убирайся отсюда, Рози», а затем – громкий хлопок входной двери, выяснить личность одной из скандалисток не составляло труда.

– Я не удивлена, что кто-то нас слышал, – сказала Рози. – Мы с ней ссоримся уже много лет.

Нката спросил почему. Ответом стало заявление, что ее сестра «превратилась в настоящую африканку».

Знала ли она, что Тео также называла себя Адаку, спросил Нката.

Конечно, знала. Это имя ей дали при рождении. Адаку Обиака.