Есть что скрывать

– Я же сказала, что она превратилась в африканку, – заявила Рози. – Одежда, прическа, украшения… Она как будто исчезла за новой личностью. Нам повезло, что она не заставила называть ее Адаку. Важно не это – после того как Тео стала Адаку, мы почти перестали ее видеть. И именно из-за этого, кстати, мы и поссорились. Я пришла к ней, потому что она уже несколько недель не навещала papá. У него был инсульт – вы сами видели, – и можно было подумать, что ей это безразлично. Совсем безразлично. Я имею в виду, что она даже могла притворяться, правда? Но он не черный – наш папа, – и поэтому он не считается. И maman не считается. Они больше не имеют к ней отношения. Как будто она однажды проснулась, посмотрела в зеркало и решила, что теперь будет так. Это была совершеннейшая глупость. Думаю, она хотела их наказать.

– За что? За то, что они белые?

– Именно так. Невозможно отрицать, что они добились всего, что у них есть сегодня, потому что они белые. Но для нее главной проблемой был тот факт, что их обязали взять ее из приюта, чтобы получить право удочерить меня. Я была младенцем, а они хотели младенца. Она была чем-то вроде приложения, с которым им пришлось смириться.

Нката внимательно наблюдал за ней. Ее губы изогнулись в подобие горькой улыбки.

– Сурово…

– Да. Точно. Факты бывают очень суровыми. – Рози посмотрела на него оценивающим взглядом. – Откуда у вас шрам на лице? На вас напали?

– Поножовщина, – ответил он.

– О боже… Как ужасно!

– Бог тут ни при чем. Я был добровольным участником.

– Арестовывали преступника или что-то в этом роде?

– Я состоял в банде.

Глаза Рози округлились.

– В банде? У вас была… как это называется… война за территорию?

Нката покачал головой.

– Нам просто нравилось драться.

– Вы довольно крупный мужчина. Я удивлена, что кто-то осмелился бросить вам вызов.

– Я тоже был удивлен, – согласился сержант. – А потом удивился еще больше, когда выяснилось, что у парня есть нож и он умеет с ним обращаться. Мне повезло, что я не лишился глаза.

– И после этого вы вышли из банды?

– Это было бы слишком разумно, а разум – не самая моя сильная сторона. Прошло еще три года, но за это время я научился обращаться с ножом. Потом встретил одного парня, который вытащил меня оттуда, и больше уже не вернулся.

– Значит, вы гей?

– Что вы имеете в виду?

– Вы гей? Вы сказали, что из банды вас вытащил парень. А вы даже не пытаетесь со мной флиртовать, так что я подумала… Нет, конечно, вы смотрели на мои ноги, но и только. Вам не нравятся черные женщины? Вы женаты? И не говорите мне, что расследуете дело, потому что вы не расследуете дело двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Мы могли бы куда-нибудь сходить, выпить, если хотите…

– Я не гей, – сказал Нката. – И я благодарен за предложение, но обычно я не пью с… – Он не мог подобрать подходящего слова. Правильно было бы сказать «подозреваемыми», но ему не хотелось так называть Рози.

– …с людьми, которые могут оказаться убийцами? – закончила она за него.

Рози допила остатки макиато и пошла к корзине для мусора, чтобы выбросить стаканчик, предоставив Уинстону еще одну возможность полюбоваться ее идеальной фигурой. В ней все было прекрасно. Она была чертовски сексуальна. Но Нката нюхом чувствовал опасность. А Рози Бонтемпи, вне всякого сомнения, была опасностью в квадрате.

– Как она это узнала? – спросил он Рози, когда та снова заняла место у подоконника рядом с ним.

Она смахнула несуществующую пылинку с рукава блузки. Блузка была кремового цвета, похоже шелковая.

– Кто?

– Ваша сестра. Как она узнала, что ваши родители взяли ее только для того, чтобы получить вас?

– Не знаю. Может, кто-то из них ей сказал. Или Росс. Он мог узнать от своих родителей.

– Это ваш зять, да?

– Более или менее. Мы все росли вместе. Наши родители были близкими друзьями.

– А что значит «более или менее»? – спросил Нката.

– Они разводились, Росс и Тео. Мы говорили об этом, когда вы приходили к нам домой. Так что вскоре он должен был превратиться в бывшего зятя.

– Насколько я знаю, он не очень этого хотел…

– Развода? – Рози принялась разглядывать свои туфли на шпильках. Они были крошечными – несколько полосок кожи и каблук, похожий на рапиру. Нката даже представить не мог, что чувствуют ее ноги в конце дня. – Послушайте. Дело было так. Тео вышвырнула Росса. Он не был африканцем, а она, как я уже сказала, превратилась в настоящую африканку. Он – белый, а она не выносила белых с тех пор, как узнала, почему ее удочерили. Для нее это стало сильным ударом. Что еще я могу сказать?

«Можешь сказать, что именно ты раскрыла сестре тайну ее удочерения, – подумал Нката. – Это было бы в твоем духе».

Тринити-Грин Уайтчепел Восток Лондона