Есть что вспомнить. Записки следователя прокуратуры

Но у меня убеждения, что он – убийца, не было. Благо, имеющийся многолетний опыт давал право на убеждение. Ну, не возникало ощущения, что этот человек несколько часов назад совершил убийство. И поведение его жены не давало оснований ставить под сомнение их утверждения. Подозреваемый категорически отрицал какое-либо насилие по отношению к родственнице, но явно нервничал, что оперативники расценивали как подтверждение его виновности. Но может ли невиновный оставаться спокойным при внезапном задержании по подозрению в тяжком преступлении? А если будет вести себя спокойно, то это хладнокровный и волевой преступник? «Представь, что мы с тобой попали бы в такую ситуацию. Полагаю, что тоже бы нервничали, даже при наших должностях», – сказал я начальнику уголовного розыска.

Профессионалы знают, что убежденность в виновности возникает не только при наличии улик, но и при анализе поведения подозреваемого: естественно лгать редко кому удается. Расспрашивая бывшего учителя об отношениях с погибшей, причине ссор, я резко сменил тему разговора, предложив рассказать о том, чем он занимался раньше. Мне надо было видеть его поведение при объяснениях, исключающих для него какой-либо риск, и его реакцию на вопросы, не имеющие никакого отношения к преступлению. С некоторым недоумением восприняв вопрос, он стал рассказывать о своем жизненном пути и, надо же, напрочь забыл свою недолгую работу в школе. Это позволило мне с полным основанием сказать: «Неискренни Вы со следствием, по непонятным причинам скрываете некоторые моменты». На очередные заверения в том, что он говорит правду и только правду, я резонно напомнил его работу в школе. Надо было видеть, как поражен этим был Иван Ильич, на лице и в глазах его читалось изумление: за эти два часа «органы» проверили всю его биографию! Почему-то он не предполагал, что солидные люди в погонах когда-то были его учениками. «Да я просто забыл. Ведь всего-то год в школе работал». Нет, поведение его было вполне естественным.

Но что делать с криминальным переломом? Оперативники смотрели на меня с недоумением: труп явно криминальный, рабочая версия весьма убедительна и ничем не опровергается. Вместо ожидаемого от меня решения о задержании подозреваемого, я поехал к экспертам. После вопроса: «Мог ли произойти перелом подъязычной кости при падении с такой высоты на поверхность, где находятся остатки строительного мусора?», я сам оказался в роли подозреваемого. Во взгляде молодого эксперта явно читалось: «Убийство скрыть хотите?». От возмущения он даже головой закрутил: «Перелом подъязычной кости характерен при сдавливании шеи руками» – ответил четко, как на экзамене. «А на шее трупа овальных кровоподтеков не обнаружено?» – задал я следующий вопрос. Эксперт с замешательством взглянул на свою жену – они оба приехали по назначению экспертами, и она присутствовала при вскрытии. И встретил почти такой же взгляд. «Нет, кровоподтеков не было» – почти хором несколько растерянно проговорили они. Может быть вспомнили, что для такого перелома, требующего значительных усилий, характерны следы на коже шеи от пальцев рук убийцы. «А перелом ребер, костей конечностей имеют признаки посмертного причинения или прижизненны? – продолжал «пытать» я. Оба эксперта стали напоминать «плывущих» на экзамене студентов. «Так вы можете исключить причинение этого перелома при падении?». «Нет» – на сей раз уверенно ответил эксперт. «Спасибо. Надеюсь именно этот вывод вы и отразите в акте вскрытия тела».

Я поехал назад в отдел, уже уверенный в отсутствии криминала: в специальной литературе приводится не мало судебно-медицинских казусов. В коридоре меня дожидалась сестра погибшей: «Вы знаете, я обнаружила её посмертную записку. Вот она». Молча я испытующе глядел на женщину, чувствуя, что убежденность в невиновности ее мужа стремительно улетучивается. При осмотре, который я проводил, никакой записки обнаружено не было. А обычно записки оставляются на видном месте. Значит, желая создать доказательства невиновности мужа, она и решила написать записку от имени сестры. И теперь подсовывает мне эту «липу».

Похоже, она была любительницей детективов, и такой ход рассуждений следователя предполагала. «А вот поздравительная открытка, написана рукой сестры год назад». Я взял в руки записку и открытку: почерк был один и тот же. А содержание записки исключило какие-либо сомнения в её подлинности: «Сволочи! Я устала жить с вами. Люди меня поймут, а внучка (дочь сестры) простит». Именно этот текст окончательно убедил меня в самоубийстве. Если бы автором текста была сестра погибшей, он должен был начинаться с обращения «дорогие».

С чувством облегчения от несовершенной ошибки я сказал своему бывшему учителю: «Вы свободны, в коридоре вас ждет жена. Приношу извинения за то, что длительным выяснением всех обстоятельств происшедшего были вынуждены причинить Вам неудобства».

В рубашке родился…