Есть что вспомнить. Записки следователя прокуратуры

И просил суд обратить внимание на поведение потерпевшего: «А потерпевший кто? Колхоз послал его учиться, дал деньги, а он что делает? Пропивает их в случайной компании и в результате оказался потерпевшим. А ведь мог стать и преступником!» Обличительный пафос подсудимого у суда встретил полное понимание: Луценко был оправдан, а действия Шереметьева переквалифицированы на кражу.

По протесту прокуратуры приговор был отменен и при новом рассмотрении за совершенное ограбление Шереметьев и Луценко были осуждены к пяти годам лишения свободы каждый. Но в оценке поведения Петрунина подсудимый был прав: употребление спиртного в случайной компании нередко влечет самые трагические последствия.

Как свидетель моральные издержки возмещала

В течение двух недель в черте города в четырех местах в реке всплывали части расчлененного женского тела. По городу поползли слухи о банде, специализирующейся на убийстве женщин… (подробно расследование описано в очерке «Плыл по Хопру труп»).

Погибшая жила в квартире с печным отоплением со своей родной сестрой, племянницей Валентиной и сыном племянницы Николаем. Валентина была неоднократно судима с отбыванием наказания в колонии, её сын был осужден условно. Наиболее вероятно убийство совершил Николай. Валентина к этому времени была арестована за совершенную очередную кражу, и упорно твердила, что тетка ушла из дома и не вернулась. Административно арестованный за пьяный дебош Николай утверждал тоже самое. На той же версии настаивала и родная сестра пропавшей – инвалид первой группы, уже длительное время не выходящая из дома. Она не была судима и, по логике, была самым «слабым звеном», но, против ожидания, длительная беседа с ней никаких результатов не дала.

Установив, что после исчезновения соседки были тщательно и с керосином (судя по запаху) вымыты полы, топилась в конце апреля (!) печь, я провел осмотр с применением люминола и с участием Валентины. Понятые тихо ахали, наблюдая, как начали светиться брызги на дверном косяке, стенах, покрывале кровати, светились разводы от тряпки на полу и щели пола, таз под умывальником, и – слабо – даже колосники печи, где сжигалась одежда погибшей. К моему удивлению, на результаты осмотра сестра погибшей никак не реагировала, а пояснить появление следов крови отказалась.

Первым «сдался» Николай, выдвинувший версию неосторожного убийства: бабушка упала от его толчка и ударилась головой о спинку кровати. С его показаниями я направился к сестре погибшей: «Следы крови вы видели. Почерк внука знаете? Вот его подпись: с моих слов записано верно. А вот он подробно описывает, как с матерью расчленял труп, по частям выносил и сбрасывал в Хопер. Можете прочитать», – я подвинул протокол к сидящей на кровати пожилой женщине, прикрыв его часть, где описывался «толчок» и его последствия. Внимательно прочитав предложенный текст, она подозрительно прищурилась: «А чего ты лист прикрываешь?» и решительно отодвинула протокол – «Ничего не видела, не знаю». Негодующий на такое упрямство, я пошел в ИВС допрашивать Валентину. После ознакомления с протоколом допроса сына она показала, что, в очередной раз, оскорбленный двоюродной бабушкой, сын вспылил и схватил её руками за шею…

Проведением очной ставки истину не установить: очевидно, что мать сориентируется и подтвердит показания сына… Я вновь направился к сестре погибшей: «Почерк дочери знаете? Читайте». И вновь пожилая женщина внимательно читает протокол и также решительно отодвигает его: «Ничего не видела, ничего не знаю. Можешь сажать и меня». С таким упорством мне встречаться не приходилось. Но и не хотелось расписываться в своей несостоятельности: не смог убедить свидетеля (!!) дать показания.

Я сообщил Валентине, что ею мать упорно отказывается от показаний и это дает основание предположить, что убивали действительно группой. Валентина (я разрешил ей при конвоировании попутно заехать домой, взять продуктов и мыло), заявила матери, что они рассказали всю правду, и что следователь – человек хороший, ему можно рассказать всё. Лишь после просьбы дочери «твердокаменная» бабушка сдалась. Однако, она смогла удивить меня еще раз…

Удовлетворенно положив её протокол допроса в папку, я увидел, как она достала из-под подушки несколько сот тысяч ещё не деноминированных рублей и молча подвинула их по столу ко мне. Я осуждающе поглядел на неё: «Дочь ваша будет осуждена за очередную кражу, в убийстве я её не обвиняю, а ответственности за укрывательство она не несет. Николай же будет отвечать за убийство». И был поражён её ответом: «Пусть сидят за свое. Заслужили, пусть сидят». В полном недоумении я смотрел на неё: «Так за что же деньги предлагаешь?». Помолчав, она ответила: «Так сколько я тебе нервов попортила. Я ж видела, как ты переживаешь, а человек ты не злой». Я с удивлением и укоризной поглядел в старческое лицо: «С тобой, Петровна, не соскучишься. И неужели ты думаешь, что я твои „гробовые“ возьму?» Взглянув на меня, она быстро забрала деньги назад: «Ты уж на меня не обижайся».