Есть что вспомнить. Записки следователя прокуратуры

Способствует установлению контакта с находящимся под стражей предложение ему сигареты (иногда он просто не имеет передач и денег на счету для их приобретения), но одного их предложения для этого недостаточно. В экранизации моего очерка «Нестандартное убийство» под названием «Пламя любви» (НТВ. Передача Леонида Каневского «Следствие вели…» от 09.04.2022) психологический контакт устанавливается и убийство раскрывается просто: достаточно предложить подозреваемому чай с лимоном. Но я никогда не поил арестованного чаем. Кстати, в тот период лимон в районном поселке был настоящей экзотикой. А ведь это не выдумка режиссера. Для оказания помощи в раскрытии этого неординарного убийства прибыл прокурор-криминалист прокуратуры области в ранге старшего советника. Надо отдать ему должное: располагать к себе он умел. Ради закрепления уже полученного признания он дал команду начальнику райотдела «позаимствовать» лимон в ресторане. Признание было закреплено, а вот подлинный мотив и подробности совершения убийства устанавливал, вернувшись с командировки, уже я и без чаепитий с подследственным. Кстати, при первом его допросе он выразил сожаление о замене следователя, мечтательно протянув: «А Юрий Петрович меня чаем с лимоном поил…». Я ответил, что чай он будет пить тот, который приносят в изолятор РОВД, но объективность расследования обещаю. Ознакомившись с материалами дела, обвиняемый попросил разрешения пожать мне руку «за то, что вы во мне человека видели». Руку ему я пожал.

Такой прием – чай с лимоном – вполне допустим, но совсем не значит, что применим к каждому обвиняемому и обеспечит необходимый контакт. Я чаем подследственных не поил, но взаимопонимание находил почти с каждым. А с одним… в шашки играл в перерыве между допросами. И надо было видеть, как преображалось над доской его апатичное лицо клиента ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий) и становился внимательным и осмысленным взгляд. А психологический портрет обвиняемого важен для понимания его действий. Моя игра была им оценена высоко: «Хорошо играете! А в СИЗО играть неинтересно – не с кем». И в знак благодарности, предложил признание… в убийстве. «Так ты ж его не совершал, ты ж в это время в ЛТП был (было уже получено документальное подтверждение)?» И совершено неожиданно услышал: «Да, не совершал. Но ведь вас ругать будут за то, что не раскрыли его!» Эффектный результат психологического контакта! Но, несмотря на его уверенное опознание, и столь заманчивое предложение, уголовное преследование в отношении его было прекращено (очерк «Опознание»).

Разумеется, универсальных способов установления психологического контакта нет. Это, безусловно, индивидуальный процесс. Но следователь невысокой квалификации – «ремесленник», использовать его не умеет и считает ненужным.

Именно установление психологического контакта позволяет следствию получить новые, ранее не известные объективные доказательства, устранить все сомнения в виновности и убедиться в полной обоснованности обвинения. А иногда и получить информацию по другому делу, по не раскрытому преступлению. Кстати, отсутствие

50 судимости и юный возраст совсем не исключают совершение убийства. Не раз матери таких мальчиков пытались меня убедить, что признание было просто выбито, ее сын на убийство неспособен. И не один раз, сочувствуя материнскому горю, приходилось убеждать: нет, это именно ваш сын, собранные доказательства места сомнениям не оставляют. Однажды дело в связи с моим отпуском было передано другому следователю, а мать пришла с возмущением: я не согласна, я к прокурору пойду, хочу, чтобы дело сына вели вы. Поглядел на неё с недоумением: «Именно я доказал совершение убийства вашим сыном, коллега лишь дождется заключения экспертиз и направит дело в суд. И она ведь женщина…». И получил ответ: «Вы убедили меня, что это совершил мой сын. Но вы мне сочувствуете, а она накричала на меня: я родила убийцу. Кто ей дал такое право?» Да, конечно, нельзя, без весомых оснований, упрекать мать за преступление сына. Мать не для этого рожает детей, и конечно, надеялась видеть в нем опору и свою гордость… И опять сошлюсь на А. Ф. Кони, который принимал и непосредственное участие в расследовании, и был выдающимся обвинителем, и «по совести и закону» исполнял судебную должность: «Прокурор обращался со мною, как человек с сердцем, он не глядел на меня, как на осужденную, но смотрел, как на обвиняемую, которая может быть и оправдана. То же делали и товарищи прокурора. Я питаю к ним и до сих пор благодарность». В посмертных её записках она тепло вспоминает о нашем отношении к ней и отмечает, что молилась, между прочим, и за раба божия Анатолия… («Игуменья Митрофания»).