ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ НА МАРСЕ?

Но все волосы подчистую мы нашему другу удалять не стали. Ну, нехорошо это, когда мужчина весь гладкий, как барышня. Мы ему решили оставить кудри на груди. Вернее, на «грудях». Чтобы получилось как-то художественно, что ли. Ну, такой боди-арт-экспромт. Я, как художник кистью, прошёлся станком по горизонтали, обрисовав плавные линии лохматого лифчика. Работали, но боялись. Какой-то внутренний голос подсказывал нам, что, если Генка проснётся, если застанет нас за этим занятием, то минут на пятнадцать, пока он будет нас бить, про дружбу придётся забыть.

Но ничего. Закончили всё. Потом отошли с Артурчиком от Генки на насколько шагов и, при ярком свете электрической лампочки, увидели, как это хорошо.

Хорошо-то хорошо. Но - всё-таки неловко как-то. Будто бы и красиво сделали человеку, но, ведь его мы об этом не спрашивали. Он бы, может, подсказал, где ему лучше выбрить.

И тогда мы решили, пока Генка спит, перед ним заодно уже и покаяться.

Я принес из детской толстые цветные фломастеры, и мы стали делать на босой Генкиной груди граффити с извинениями. ПРОСТИ НАС, ГЕНА! МЫ ТЕБЯ ЛЮБИМ! МЫ БОЛЬШЕ НЕ БУДЕМ ТАКОГО ДЕЛАТЬ НИ-КОГ-ДА!!!

Потом, когда слова извинения иссякли, а место на груди ещё оставалось, мы написали МИРУ-МИР! ЧЕ ГЕВАРА! Нарисовали игру в «крестики-нолики». Цветочки разные, для красоты. Ну, что могло по-быстрому на тот момент прийти в голову.

После этих процедур - мы опять отошли от Генки на несколько шагов, чтобы посмотреть со стороны, - после этих процедур он стал очень похож на крутого африканского вождя. Если бы ему ещё можно было в нос всунуть ручку от фарфорового чайника…

Но тут Генка зашевелился. Он ещё не проснулся до конца, но зашевелился. Мы наспех убрали следы преступления - смели волосы, застегнули Генке на все пуговички рубашку. Вот тут он аккурат и проснулся.

А время уже было позднее. Сколько, собственно, можно гулять? Пора и по домам.

Выпимших друзей просто так на улицу не отпускают. Мы с Артурчиком пошли Генку провожать.

А ночь-то была какая тихая! Лето. Кругом фонари, киоски с алкогольной продукцией. Оно нам уже, будто и не нужно, а Генке вдруг по дороге пивка захотелось. Выпить «на понижение градуса». Трубы горели. - Нам не надо, - мы с Артурчиком хором сказали, - а Генка уже заигрывал с киоскёршей. Кто из нас, из женатых мужчин, в пьяном виде не заигрывал с киоскёршами?

А Генка ещё в чём-то этой продавщице захотел поклясться, хотел на себе рубашку расстегнуть. Мы с Артурчиком буквально повисли у него на руках: - Не нужно, Гена, на улице холодно!!!

И довели мы своего друга до самого подъезда.

И, можно сказать, с рук на руки передали его любимой жене Лизе. И, когда за Генкой захлопнулась дверь, вздохнули с облегчением, вытерли со своих напряжённых лбов холодный пот.

Дальше вечер закончился вполне благополучно. Разошлись по домам. Легли спать.

А могло-таки всё и развернуться иначе.

Генка, когда зашёл домой, ничем Лизу не удивил. Хозяин домой пришёл. Ну, слегка выпимши.

Но, когда он стал раздеваться… Когда он снял рубашку!..

Лиза рассказывала, что Генка захотел нас с Артурчиком убить. Он вначале увидел глаза Лизы. Потом посмотрел на себя в зеркало. А потом захотел нас убить. У него дома в прихожке стоял велосипед, он его схватил, рванулся к выходу. Чтобы нас догнать. И учинить расправу. И не простую, а кровавую!

Но Лиза его не пустила. Стали плакать дети, и Генка остановился.

Не сразу, но потом он нас всё-таки простил…

Двое детей, жена-учительница…

Генка всеми способами старался свою семью содержать достойно. Ушёл от нас на РИКУ - там были больше заработки. Когда у него было жильё в частном доме - разводил свиней. Пытался заняться каким-нибудь попутным бизнесом: привёз из Оренбурга мешок «дворников» для легковушек. Объяснил: в нашем городе «дворники» часто воруют, их у него автолюбители с руками оторвут. Не оторвали. Полмешка ещё долго потом лежали у меня в гараже, потом задубели и так там остались навечно, когда я уехал из Казахстана. Ещё Генка пытался всем на каждом шагу помогать. Ковырялся в моей «Ниве», когда она отказывалась ездить, кого-то куда-то отвозил, кому-то что-то привозил… У него в одном месте, видимо, когда-то забыли шило, и оно не давало ему сидеть спокойно.

Но, как Генка ни старался, а вырваться из полунищенского круга существования ему не удавалось. Дети, конечно, с голоду не пухли, но жизнь всё время проходила по формуле «сводить концы с концами». А тут ещё Лиза опять забеременела… Квартиры у молодой семьи на тот момент не было. Снимали…

Генка никогда не собирался в Германию. У жены девичья фамилия была Штикельмайер, а это значит, что вся родня с её стороны, сколько её в Советском Союзе ни кормили, а смотрела в германский лес. И тут выяснилось, что для отъезда в другую страну, у стариков Штикельмайеров уже готовы все документы. И, что туда вписана их дочь, Елизавета. И зять Геннадий. И внуки. И Генке нужно в этих документах только подпись поставить напротив «птички».