ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ НА МАРСЕ?

Много ночей они с Лизой обсуждали этот вопрос с «птичкой». Не хотел Генка ни в какую Германию. Он Родину любил. Хоть ему и плохо в ней жилось. И, день ото дня, становилось всё хуже и хуже. «Неказахи» заметно вымывались, выветривались из Актюбинска. Перспектив оставаться не было никаких. Сейчас не сядешь в этот попутный поезд - потом придётся, куда глаза глядят, идти пешком. Германия - не худший вариант.

Генка напротив «птички» расписался.

Улетал он с семьёй из Оренбурга. Напился в драбадан. В усмерть. Родственники вели его в самолёт под руки. Он слабо сопротивлялся. Заплетающимся языком объяснял, оправдывался каждому встречному, что он русский, что его против воли угоняют в Германию. А, у самого трапа, вырвался, ухватился за штангу шасси и стал кричать: - Не хочу! Не поеду!!!

И опять: - Я - русский!..

Мы встретились с Генкой через год. Он меня позвал к себе в Германию, потому что с ума сходил от тоски. Взял на себя все расходы. Если бы у меня была совесть, я бы не поехал. Генка отрывал деньги от семьи, чтобы я к нему прокатнулся. Для совести я себе на этот счёт оставил маленький уголок. Который позволил мне в Германию съездить, но потом об этом напоминал, душевно травмировал и укорял без всякого срока давности.

Не за манной небесной уехал Генка в Германию. И у него не было иждивенческих настроений. Брался за любую работу. Развозил на машине по городу булочки. Был страховым агентом, плотником в церкви, телеоператором на местной телестудии. Учил язык, старался разговаривать с местными немцами, учился их понимать.

Мы как-то гуляли с ним ночью. Подошли к уличному переходу. Горел красный свет. Улица была абсолютно пустынной. Генка меня попридержал: - Видишь, красный!

Мы подождали, пока на светофоре загорится зелёный свет и только тогда перешли улицу.

Генка во всём старался вести себя так, как того требовали законы страны, в которую он приехал жить.

И… по десятку раз на дню бегал к почтовому ящику, ждал писем от друзей из Союза.

В выходные просто садился напротив почтового ящика и ждал почтальона.

Генка много хорошего рассказывал о Германии. Вечером, когда у него заканчивалась работа, мы с ним шли к старинному собору. В Германии и вечером, и ночью на улицах светло, как днём. Генка брал пузырёк водки. Небольшой, плоский, он легко умещался в кармане. И мы с ним садились на лавочку напротив собора. И Генка рассказывал о своей новой жизни.

Чужое государство помогало ему подыскивать работу. Платило пособие на детей. Выделялись всякие льготные билеты на посещение театра, бассейна. И даже меня Генка несколько раз сводил в бассейн, показав на входе какую-то карточку. Как относятся местные немцы к приезжим? Нет, не танцуют от радости. Но и не «мочат» их в тёмных переулках, не проверяют на каждом шагу регистрацию.

В том же, «льготном» бассейне вышла у нас небольшая ссора с мужчиной, лет пятидесяти, которому не понравилось, что мы громко говорим, и что от нас через всю длину зала несёт пивом. Генка услышал в его речи несколько обидных слов, которые выражали недвусмысленное отношение к приезжим и русским, в частности. Генка завёлся, стал возражать. Вместе друг на друга покричали. Искупались. По разу сходили в сауну.

Перед уходом сердитый немец к нам подошёл и сказал: - Ведь мы просто спорили, правда? Вы на меня не обиделись? 

Мы пожали друг другу руки.

Генка знакомил меня с новыми своими друзьями. Странные это были встречи. - Здесь нужно забыть, кем ты был раньше, - говорил Генкин друг, Семён, уже взрослый, интеллигентного вида. - Ты здесь никто. Нужно всё начинать «с нуля». Образование, профессия, звание - ничего это не имеет значения. Нужно учить всё заново. Легче всего детям. А, если тебе за сорок?..

У Семёна был какой-то грустный, погасший, взгляд.

Однажды Генка пришёл с работы и сказал: - А, давай съездим в Голландию!

От границы с Голландией Генка жил невдалеке, решил показать мне другие страны. У них там это просто. На границе обыкновенный дорожный знак: Голландия. И - всё. Ни шлагбаума, ни полиции. По ту сторону знака - ДРУГАЯ СТРАНА! И никто не боится, что проникнет к ним шпион. Не останавливает машину, чтобы на предмет терроризма проверить багажник, похлопать по карманам мужчин-пассажиров, а женщин - по бёдрам.

Это у них там, в Ойропе, человек человеку друг. А у нас - враг. Потому что у нас в стране мы выстроили капитализм таким, каким сами себе описывали его в советских учебниках…

У Генки я гостил две недели. В Кёльне он сажал меня на самолёт. Я боялся, что будет перевес в моей «ручной клади». А Генка сказал: - Не беспокойся, это же Германия!

Часть содержимого моей сумки мы оставили в машине. Остальную часть понесли на регистрацию. - Они тут всему верят и никогда не перепроверяют, - сказал Генка.

Мы вернулись в машину, опять уложили в неё мои сокровища.

Перед тем, как окончательно распрощаться, Генка вынул свой паспорт: - Смотри… Я заглянул. Генкино фото и фамилия - Штикельмайер.

– Сделал так, чтобы моим детям тут было легче, - сказал Генка.