Есть ли жизнь после отбора?

Сокол исчез, приземлившись на одну из специальных жердочек на крыше банка. У нас в замке были точно такие же.

Вздохнув, я пожала плечами:

– Что ж, мне все равно нужно было найти Тарлиону. Заодно проверю, не прислали ли что-то и в замок.

Сегодня сила слушалась идеально, а потому я рискнула открыть портал к замку. Точнее, на одну из многочисленных башен. Чтобы сразу проверить соколиную почту.

– Одна пойду, – сказала я Митару и, попрощавшись с бойцами, прошла сквозь портал.

Я оказалась права: сокол с лентой в цветах баронства уже отдыхал на одной из жердочек. Наполнив птичью поилку водой, я вытащила из старого схрона сверток с сырым мясом. Магия не позволяла ему испортиться вот уже третий или четвертый год.

Оставив птицу отдыхать, я убрала крошечный свиток в мелкий кармашек. Увы, птичья почта сильно проигрывает всем ее магическим аналогам, но… Но зато птицы с «лентой намерения» проходят все магические кордоны.

«Интересно, сколько магических вестников разбилось о наши щиты?» – задумалась я и, осторожно обходя затянутую в чехлы мебель, пошла к главной лестнице.

Высокий голос леди Тарлионы был слышен на весь холл:

– Не понимаю, сколько мы можем ждать!

– Если чемоданы уже собраны, то нисколько. – Я перешла магическую границу, не позволявшую им входить в остальную часть замка. – Твои документы, деньги получишь в банке.

– Я что, буду приходить туда каждый месяц? – поразилась леди Тарлиона.

– Можешь не приходить. – Я пожала плечами и протянула ей документы на дом. – Учти, что с момента въезда именно ты отвечаешь за сохранность банковского имущества. Не я, не твой любовник и уж тем более не ваша дочь.

– У меня есть имя, – сказал вдруг мужчина, сидевший рядом с дочерью на узкой софе.

Софе, которая совершенно дико смотрелась посреди гулкого мраморного холла.

– Меня это нисколько не интересует. – Я бросила на них короткий холодный взгляд.

– Странно, что при таком к нам отношении ты выбрала для нас тот прекрасный особняк, – леди Тарлиона сощурилась, – в чем подвох?

– Подвох в том, что особняк принадлежит банку и я его не выбирала. Мне просто не хотелось тратить на вас время, потому было проще согласиться с тем, что предложил Дарван.

Она только усмехнулась, а затем очень тепло и нежно обратилась к своей семье:

– Идите собираться. Давайте-давайте, я попрощаюсь за всех.

А после, когда они ушли, Тарлиона спокойно сказала:

– Я жила с человеком, который меня не любил. Он хранил мне телесную верность, но его мысли… О, в его мыслях царила только одна женщина. Что бы ты там себе ни надумала, чудовищем был именно твой вечно отсутствующий отец. Сейчас я любима и желанна. Мне… Мне безразлично, что обо мне думаешь ты, что думают люди. Мой дом – моя крепость, крепость, в которой я любимая жена и мать.

– Главное, чтобы ты ни о чем не пожалела, – я пожала плечами, – остальное меня не волнует. Не мешай мне – вот и все, о чем я прошу. Можно даже сказать – требую.

Тарлиона усмехнулась:

– Ты ничего от меня не взяла. Вся в отца. Мысли лишь о делах, о какой-то суете, которая не стоит и капли девичьего внимания. Тебе бы прихорашиваться да женихов искать.

– Жених у меня уже есть, – спокойно ответила я. – А в столице свой стиль нашелся. Но что самое главное, а если не я, то кто?

– Ой, ну как-то же все это держится, – отмахнулась Тарлиона. – Жаль, что тот милейший мужчина ничего не добился.

Я насторожилась:

– Какой милейший мужчина?

– Неважно, – быстро ответила Тарлиона.

– Говори, иначе я отменю сделку с банком и вы продолжите жить здесь. Как ты могла заметить, мне граница не мешает совершенно, – сощурилась я.

– На тридцатый день после смерти твоего отца прибыл импозантный милорд из столицы. – Тарлиона нахмурилась. – Хм, странно, я совершенно не помню его имени.

Она сердито шевелила губами, а я… Я похолодела от страха. Леди Фоули-Штоттен никогда не забывала всего три вещи: цены на иль-доратанские шелка, мужские имена и составы косметических зелий.

– Не могу вспомнить, – сердито цокнула Тарлиона. – Да это и неважно. Важно то, что у нас был шанс на нормальную жизнь. Мы могли отказаться от баронства, передать титул достойному лорду и жить в столице, в небольшом, уютном особняке.

Мне подурнело. От запоздалого страха стало так тошно, что голова закружилась. Тарлиона же продолжала вещать:

– Он порталом переправил меня посмотреть дом. Пятнадцать комнат, большой ухоженный сад. А через улицу – театр!

Вспомнив столичные театры, я мысленно присвистнула: думать о цене особняка не хотелось.

– К тому же нам обещали пожизненную ренту, – Тарлиона покачала головой, – но выяснилось, что передать права на баронство можешь только ты. И только через брак.

– А брак с передачей фамилии может быть заключен только после моих тридцати лет, – выдохнула я, – и все эти положения закреплены в старых, заверенных магией договорах. Пусть будут благословенны предки.

– Ты могла жить легкой и счастливой жизнью, Вильгельмина, – Тарлиона поджала губы, – а вместо этого погибаешь здесь. Уходи. Я не хочу вновь привыкать к тебе.

– Привыкать?

И тут она не выдержала: