Есть стыковка! История первого рукопожатия СССР и США в космосе

Не успели мы прилететь в Шереметьево субботним днем 11 июля 1992 года, как получили послание от американского поверенного в делах в Москве Джеймса Коллинза. Он предупреждал нас: русские подозревают американцев в намерении под предлогом сотрудничества «высосать» по дешевке российские технологии и в несерьезном отношении к истинному экономическому партнерству. Мы не должны были допустить, чтобы русские захотели слишком много, и в то же время нужно было следить, чтобы не ослабить существующие соглашения о контроле ракетных вооружений. А затем Сэм Келлер подкинул нам еще одну проблему. По его словам, директор «Энергии» Юрий Семёнов настаивал на непременном участии своей организации в качестве стороны в любых соглашениях.

Нам явилась абсолютно другая Россия, нежели та, в которой я работал с 1972 по 1975 год. В то время, если правительство утверждало программу, все конструкторские бюро и другие организации выстраивались в ряд и оказывали необходимую поддержку. Разногласия не допускались. Теперь ситуация изменилась. Новое российское правительство имело мало средств и было слабым. Большие организации не видели причин, по которым они должны выполнять какие-то приказы.

Голдин спросил моего мнения о ситуации с Семёновым, и, честно говоря, я затруднился дать ответ. Впрочем, я обещал разузнать как можно больше в ближайшие 48 часов. Поэтому я решил не участвовать в воскресном церемониальном визите в Загорск (в испытательный центр ракетных двигателей) и разобраться в ситуации. Для начала я позвонил Леонову и Кубсову и спросил, не можем ли мы встретиться в воскресенье; Алексей пригласил нас к себе на дачу. Затем я связался с Джимом Фланнери, который учил меня русскому языку перед ЭПАС – тот по-прежнему работал в представительстве NL Industries в Москве и часто выступа в роли моего переводчика. Я попросил Джима забрать меня из отеля ранним утром в воскресенье.

Сначала мы приехали в жилой комплекс на Хованской улице – там были построены таунхаусы для гражданских космонавтов из «Энергии», в том числе и для Валерия Кубасова. Когда мы выехали из Москвы, направляясь к даче Алексея, расположенной на одном из притоков Волги, я повернулся к Валерию, который сидел на заднем сиденье вместе с женой Людмилой, и спросил его, кто владеет космической станцией «Мир» – Российское космическое агентство, то есть Коптев, или «Энергия», то есть Семёнов?

«Конечно, «Мир» принадлежит Семёнову», – сказал Валерий.

Я просто не мог в это поверить и переспросил. Валерий дал тот же самый ответ.

«Так, а ЦУП?»

«Центр управления полетом? Им владеет Коптев, Российское космическое агентство».

«А люди, которые там работают?»

«А они принадлежат Семёнову».

Я повернулся вперед, пытаясь проанализировать услышанное. Это был какой-то бюрократический и политический кошмар. Но я работал с русскими достаточно долго и знал: нужен второй взгляд. Чтобы провести прямую линию, всегда требуются две точки.

После часа езды мы добрались до дачи Алексея Леонова, которая, кстати говоря, соседствовала с дачей Юрия Семёнова. Я передал несколько подарков, и мы подняли символический тост. Я заговорил с Алексеем, когда он раздувал мангал во дворе. Я был рад видеть старого друга и сопереживал ему по поводу увольнения из Звёздного городка. Теперь он пустился в опасное плаванье по дикому океану русских банкиров и инвестиций.

Я задал ему те же самые вопросы, что и Валерию: «Алексей, кому принадлежит «Мир», Семёнову или Коптеву?»

«Семёнову».

«А кому принадлежит ЦУП?»

«Коптеву».

«А люди, которые там работают?»

«А они принадлежат Семёнову».

Вернувшись вечером в отель, я пошел прямо к Дэну. «С нашей точки зрения в это просто невозможно поверить. Все равно как если бы наш хьюстонский ЦУП принадлежал NASA, а шаттлы и операторы, которые работают в Центре, принадлежали бы фирме Rockwell».

Дэн попросил моего совета. Я сказал, что соглашения по ЭПАС подписывали администратор NASA Джеймс Флетчер и Мстислав Келдыш от Академии наук СССР, то есть их заключали две правительственные организации. Советская аэрокосмическая индустрия и отдельные подрядчики типа «Энергии» не были стороной соглашения – по крайней мере официально. Поскольку на саммите 1992 года меморандум подписал Коптев, я полагал, что у нас есть основания придерживаться прецедента и рассматривать соглашения как заключаемые двумя правительственными агентствами.

Дэн согласился с моими доводами. Малая численность Российского космического агентства не имела значения – оно было органом правительства. «Энергия» же была коммерческой организацией, пусть даже российское правительство и владело большей частью ее акций и активов. Требовалось, конечно, решить еще множество оперативных вопросов – того же рода, что обсуждались и решались на советско-американских рабочих группах в течение трех лет перед запусками по проекту ЭПАС. Мы хотели разобраться с ними за гораздо более короткий срок.