Есть стыковка! История первого рукопожатия СССР и США в космосе

В конце концов мы сумели усадить его достаточно глубоко, чтобы я смог задействовать механизм с тросом и щеколдой, который буквально вдавил Джина в кресло, хотя верхушка шлема находилась вровень с оправой люка. Джин дожал ручкой люк до полного закрытия, и я пустил воздух в кабину. Мой напарник сидел, обездвиженный, в кресле, с ногами под приборной доской, до тех пор, пока давление в кабине не выросло и его скафандр не обмяк. Когда Джин поднял стекло шлема, я поразился ярко-красному цвету его лица, словно он пробыл слишком долго в сауне. Я использовал водяной пистолет, чтобы дать ему попить и затем пустил тонкой струйкой прямо в лицо. Джин пробыл в открытом космосе два часа и девять минут и потерял почти 5 кг веса. Весь следующий день он сильно мерз. Когда скафандр доставили в Хьюстон, техники вылили по три стакана воды из каждого ботинка.

«Парни, – сказал Джин, отдуваясь и пыхтя, – нам еще много придется узнать о внекорабельной деятельности».

Наш третий день в космосе, 5 июня, был свободен от крупных дел, но мы должны были думать о посадке 6-го. За три недели до запуска я созвонился с кэптеном[61] Гордоном Хартли, командиром авианосца «Уосп», нашего основного спасательного корабля, который теперь ожидал нас в 500 километрах к востоку от Флориды. Хартли и «Уосп» выполняли эти же функции для «Джемини-6», и мы успели подружиться.

Я предупредил его о том, что мы можем на «Джемини-6» сесть прямо на палубу: «Я попаду точно в заданную точку, если ты сможешь удержать в ней свой корабль».

Хартли рассмеялся и обещал попробовать. Дело было за много лет до появления на надводных судах систем инерциальной навигации и спутниковой Глобальной навигационной системы. Для командиров флота в то время еще было очень сложной задачей привести корабль точно в назначенную позицию в открытом море с использованием одних лишь секстантов и звезд.

Я, конечно, шутил, но не вполне: мы наконец-то сделали новую программу, которая при наличии хорошо выставленной инерциальной платформы могла привести «Джемини», используя подъемную силу возвращаемого аппарата, практически в любую желаемую точку. Потребовалось несколько посадок с большой ошибкой («Джемини-3», «Джемини-5»), чтобы отладить и программный код, и процедуры. За несколько последних недель мы с Джином разработали своеобразный «миллиграф», на который собирались положиться на последнем этапе входа. Если бы оказалось, что мы приближаемся к определенной долготе слишком быстро, мы бы развернули корабль на полубочку и стали спускаться быстрее[62]. А если бы мы подходили слишком медленно, мы развернулись бы вектором подъемной силы кверху и смогли уйти дальше вперед.

Перед запуском я предложил Джону Ллуэллину, одному из операторов по тормозной установке в Центре управления полетом, выполнить дополнительную коррекцию в самом конце полета. Мы знали, что чем более эллиптична наша последняя орбита, тем в принципе более точно можно провести вход в атмосферу и приводнение. Однако выполнение этого маневра зависело от остатка топлива на борту. К счастью, я очень экономно использовал его во время включений и маневров встречи. У нас осталось достаточно для дополнительной коррекции, и перед отходом ко сну третьим вечером мы получили разрешение провести маневр от Криса Крафта, главы офиса управления полетом, сменного руководителя полета Джона Ходжа и нашего эксперта по траекториям Бена Кронга.

Следующим утром мы упаковались, и я провел теперь уже хорошо знакомую процедуру схода с орбиты над Австралией. Опыт полета на «Джемини-6» дал мне совсем новую перспективу. Я уже тут был и это делал! Я сказал Джину: «Когда мы запустим тормозные ракеты, впечатление будет такое, словно кто-то дал нам пинка и отфутболил назад через весь Тихий океан». Мы выдали импульс вблизи Гавайев, получили четыре хороших встряски, по одной на каждый тормозной двигатель, и начали снижение в сторону атмосферы. Мы отделили секцию тормозных двигателей.

Я предупредил Джина о том, что нас вот-вот поглотит огненный шар. И действительно, он был тут как тут, словно голова кометы. Мы пронеслись над берегом Калифорнии на высоте 145 километров, быстро снижаясь и светясь в небе. Я уже знал: когда максимальная фаза огненного шара пройдет, мы будем испытывать самые серьезные перегрузки. Они казались сильнее, чем в первый раз, ведь мы провели в невесомости трое суток. Тяжесть достигла 5g и затем начала спадать.

Я управлял входом вручную, следуя рекомендациям компьютера. В конце программы машина посоветовала нам направить вектор подъемной силы вверх, чтобы снизить перегрузку до минимума. Используя миллиграф, Джин быстро считывал долготу и вычислял скорость подхода. «Том, – сказал он, – разворот и полубочка! Мы идем слишком быстро». И я развернул «Джемини» вектором подъемной силы вниз на весь остаток траектории спуска.