Есть стыковка! История первого рукопожатия СССР и США в космосе

В ноябре 1973 года, во время первого приезда на подготовку в Россию, американская делегация жила в гостинице «Интурист» в центре Москвы. Мои конкретные претензии к «России» послужили для Советов поводом переселить нас. Каждое утро нас отвозили на автобусах за сорок километров на работу в Звёздный городок в сопровождении полиции – одна машина шла впереди, другая сзади. В Звёздном городке мы занимались в аудиториях и работали на тренажерах. В ходе сессии мы действительно начали изучать «Союз», его систему управления и системы обеспечения жизнедеятельности. По окончании рабочего дня мы иногда собирались в Баре морпехов в американском посольстве, чтобы расслабиться. У нас даже находилось время сразиться в снежки по дороге от Звёздного городка до Москвы.

Космонавты догнали нас и обогнали в гонке за овладение языком: рядом с каждым из них днем и ночью находился преподаватель английского. Я позвонил из американского посольства Крису Крафту и сказал ему, что нам не видать успеха в этом полете, если не будет больше преподавателей русского. «Мне не нужно по одному на каждого члена экипажа, – сказал я, – но нужно по крайней мере четверо, чтобы учить нас». Понятно, о профсоюзных нормах в данном случае никто не заикался. Потребуйся нам преподаватель в выходные, в шесть утра или в полночь – он должен быть в наличии.

Крис пообещал помочь, и когда мы вернулись из командировки, то приступили к найму новых преподавателей. Мы выбрали Джима Фланнери, бывшего лингвиста Армии США, Нину Хорнер и Василя Киостуна, недавних эмигрантов из СССР, которые учились в Университете Висконсина, и Анатоля Форостенко, профессора русского языка и литературы в Университете Калифорнии в Риверсайде, родившегося в Белоруссии, но выросшего в США. Анатоль стал основным преподавателем у меня и Вэнса. Я неплохо воспринимал язык на слух и вроде бы осваивал его довольно быстро. Конечно, в русском было больше согласных, чем в английском, и моя привычка «глотать» их в сочетании с региональным акцентом побудила Алексея Леонова заявить, что я говорю не по-английски и не по-русски, а по-оклахомски!

В то время как подготовка к «Аполлону – Союзу» набирала темп зимой с 1973 на 1974 год, у обеих сторон программы происходили изменения в руководстве – у нас меньшего масштаба, у Советов – намного большего. В Хьюстоне, где Центр пилотируемых космических полетов переименовали в Космический центр имени Джонсона в память о покойном президенте, закончилась программа «Скайлэб» и прошла долгожданная реорганизация. В ходе ее Директорат операций летных экипажей (некогда наш с Диком) был включен в состав Директората управления полетом (ранее его возглавлял Крис Крафт). Руководить и операторами, и астронавтами поставили Кенни Клейнкнехта, бывшего менеджера программы «Скайлэб». Ал Шепард остался в его подчинении главой Отдела астронавтов, который сократился теперь до 26 пилотов: десять из них были назначены на ЭПАС, а остальные – на сопровождение разработки шаттла. Всех астронавтов-ученых распихали по маленьким отделам в директоратах биомедицины и науки и приложений.

Алексей и его команда вернулись в Хьюстон в апреле 1974 года на вторую учебно-тренировочную сессию. С ними прибыл ветеран «Востока-5» Валерий Быковский в качестве руководителя подготовки экипажей «Союзов». Мы посвятили две недели отработке стыковки между «Аполлоном» и «Союзом». Это стало напоминанием ценности совместных тренировок: когда мы проводили то или иное упражнение во второй раз, обычно скорость и эффективность возрастала на 50 % и более уже потому, что мы были в значительно большей степени знакомы с процедурами, принятыми у другой стороны. Мы составили график оставшихся работ на 14 месяцев до запуска, и моя первоначальная оценка подтвердилась – нам потребовалось два года подготовки.

Советские космонавты вернулись домой и узнали сногсшибательную новость: 15 мая 1974 года был уволен Василий Мишин, глава КБ Королёва с 1966 года. Кремль и Министерство общего машиностроения устали от постоянных неудач с космическими станциями (хотя многие проблемы проистекали от ракет-носителей, сделанных другой организацией), а также от упорства Мишина по части пилотируемой лунной программы, которая все еще продолжалась.

Мишин не просто был отстранен – министерство поставило на его место Валентина Глушко, одного из пионеров советской ракетной и космической программы. Его конструкторское бюро разрабатывало и изготавливало большинство ракетных двигателей, которые использовались на советских ракетах-носителях. Министерство объединило КБ Глушко с КБ Королёва – Мишина и создало гигантское новое предприятие – Научно-производственное объединение «Энергия». У нас же не было никакого представления об этих переменах, даже самого малого. Константин Бушуев, один из основных заместителей Мишина, остался в прежней должности директора ЭПАС с советской стороны, и совместная программа не пострадала.