Есть только дорога…

– Только холодно, аж пиздец!

– Главное, чтоб на Северке остановился.

– Там, даже если не остановится, спрыгнем на малом ходу, было бы куда!

Леший обнял Лосика, усадил её к себе на колени, согревая своим теплом. Благо, мёрзнуть было недолго. Всего через пятнадцать минут состав начал притормаживать, а затем – качнулся на первой стрелке Северки, сбавив ход.

– Как мы поймём, когда нам спрыгивать?

– Мы увидим ребят.

Проходили ещё стрелки, слева и справа потянулись ещё два товарняка, над головой мелькали синеватые лампы станции. Справа стоял состав с думпкарами, за которым виднелись уже Северские Палатки, но состав шёл малым ходом и не думал останавливаться. Сзади высунулся Манул, показав жестами необходимость прыжка.

Лосик надела перчатки, повисла на лесенке и, отпрыгнув от неё на полметра, покинула состав. Следом изготовился Леший. Он надел рюкзак, завязал все лямки на нём, взялся за поручень, спустился ногой на последнюю лесенку и повис. Теперь – шаг в сторону – Леший, полуприсев, раскорячился на щебёнке. Живой и невредимый. Сзади к нему подбегали Лосик и Ольга. Затем чуть впереди спрыгнули Полина с Манулом.

Ещё пару минут состав слева медленно катился мимо. Оказалось, в хвосте поезда ехали и вагоны-"теплушки", запломбированные и опечатанные.

Дождавшись, когда проедет последний вагон, Леший и ребята начали перелезать под думпкарами справа. Делать это надо было быстро, а то не дай Бог состав тронется. Но вот рюкзаки и вся компания в сборе, позади мир железнодорожный, а ночная Северка встречает запахом топящихся печек и лаем собак.

Манул остановился у небольшого деревянного домика со сварными воротами. Постучался в угол дома.

– Ладно. Придётся опять армию вспоминать, – с этими словами Манул запрыгнул на трубу забора-палисадника, с неё – на крышу ворот и исчез из поля зрения остальных.

– Добро пожаловать, дамы и господа! – Манул отворил дверь на воротах изнутри.

– О, вот и Женька приехал. Да ты не один сегодня! Здравствуйте, гости дорогие!

– Ребята, это Иван Васильевич, мой батя, – представил Манул короткостриженного усатого дядьку с седыми волосами.

– Очень приятно. Баня как раз поспела. Я тебя дожидаюсь. Гостей у себя на чердаке поселишь?

– А то. Проходите пока в дом, тут разувайтесь!

Леший смотрел на дом. Небольшой крытый двор, сенки-прихожая, циркулярка, мотоцикл "Урал" с коляской. Такие же дома в его родном Михайловске, отличаются только мелкими детальками. После холода на улице тепло дома было, как удар мешком по голове. Сразу на Лешего навалилась усталость, и идти уже никуда не хотелось. Да и не требовалось: Иван Васильевич затащил гостей за стол, стал доставать соленья и поставил вариться картошку в чугунке. Леший озирался по сторонам.

"И не скажешь, что тут живёт шаман. Если не считать обилия резных вещей, то всё как у всех. Русская печка, печка-"галанка", иконы в уголке, телевизор с очередной поюще-блюющей "фабрикой звёзд", уютный диван. Но кажется, что тут всё холостяцки, без "женской руки". Где же мама Манула? А где его собственный уголок?", – думал Леший.

– Дамы, попрошу в баню – Иван Васильевич выдал резиновые "сланцы" и большие полотенца на троих. Девицы стали собираться, Ольга и Полина прихватили с собой свои мешочки из рюкзаков, Лосик – только зубную щётку, да сменный шмот.

– Ну что, мужики, давайте по одной. Рассказывайте, куда вас дорога водила? – Иван Васильевич выставил перед Манулом и Лешим два стакана и бутылку с чем-то жидким красного цвета, – это клюквенная наливка, она легко пьётся. Будем?

Леший и Манул налили себе, манулов отец – себе. Глоток – сладко-спиртовая смесь провалилась в желудки, оставив приятное тепло в горле.

Манул принялся рассказывать про поход на Аять, причём предельно реалистично, без мистики и упоминания всех исповедей и сказок. Отец лишь кивал головой, да поддакивал, как настоящий благодарный слушатель.

Спустя минут сорок пришли разгорячённые девушки, завёрнутые в полотенца. Им Иван Васильевич тоже предложил наливку, но ещё и налил в чашки горячего чаю с мёдом.

А Леший с Манулом направились в баню.

Горячая парилка и выпитая наливка располагает к вопросам и разговорам.

– А где твоя мать, Манул?

– Они с отцом в разводе. Мать живёт в городе. Работала одно время в УрГУ. Потом уволилась, как раз, когда я туда поступил. Сейчас – стыдно сказать – в "Кировском".

– А с отцом они как разбежались?

– Отец у меня – бродяга и художник, как и я. А мама – эзотерик. Я, видимо, в обоих сразу удался. А вот они друг друга уже не терпят. Ну да ладно, замнём эту тему?

– Ты здесь постоянно живёшь?

– Нет, набегами. У меня наверху моя каморка. Заберёмся спать туда, всё сам увидишь. Там даже тепло должно быть.

– Да и здесь неплохо…

– А то! Сам отцу помогал баню строить! Сам конопатил!

– Ты, Манул, мастер. А мне вот кажется временами, что я ничего тяжелей трассового рюкзака и не таскал.

– Каждому своё. Я вот петь не умею, и на гитаре играть. Завидую тебе в чём-то. Ты не носишь в себе звуки ночного обстрела. Мне до сих пор снится. Часто, когда не снится Волк.

– Вы с Волком дерётесь во сне.