Есть только дорога…

– Тогда ты приезжай. Погуляем.

– Понимаешь, Леший, ты же тоже не хочешь себя отягощать отношениями. И я не хочу.

– Да уж. Фрилав, все дела, – грустно вздыхал Леший.

– Я буду тебе писать и звонить, если хочешь. Хоть в Сибе, хоть в Ёбурге. А весной и летом планирую ехать в стоп через твои края. Так что ещё увидимся.

Было сказано много слов. Леший искал оправдания своей влюблённости, понимая, что бурный роман и долгие выстраиваемые отношения – это, как говорится, "две большие разницы". Ди рассказывала про себя, свои опыты отношений, переживания. Когда-то поучившаяся на психолога, она бросила универ, также как и Леший. Правда, теперь она, в отличие от Лешего, сидела на шее у родителей, время от времени делая всякий стафф для косплееров и ролевиков, пошивая тряпки на заказ и расписывая выжигателем музыкальные инструменты. Это было её страстью – рисовать пейзажи на гитарах. Ди нравилось, когда гитара, помимо волшебного звука, начинала радовать глаз.

Леший говорил про автостоп, про уличный "аск", про вписки, про "Оленьи Ручьи", про Таганай, рассказал и про трейнхоп.

Единственное, о чём молчал Леший – о своих снах. О Волке, Лосике, Мануле с Полиной и Ольге. Ему казалось, что он предаст Волка и "шаманов" если расскажет о них Ди.

Часы пробили полночь, и за окнами Малыша начали запускать фейерверки.

"Ладно, хоть не колядуют", – подумал Леший.

На Урале, в маленьких городках, в том числе и в Михайловске, существовала неофициальная традиция, когда самые отвязного вида юные бухие раздолбаи разоряли косметички своих девушек и чуланы своих бабушек, превращаясь в разящих перегаром "колядовщиков", ходящих по дворам и квартирам, распевая песни. Здесь, в Новосибе, такой традиции не было. Были другие, например, по рассказам Малыша, здесь на Купалу народ поливает друг друга водой, особенно каких-нибудь мажоров с сотовыми.

– Спокойной ночи, Катя.

– Спокойной, Лёша…

Естественно, половину ночи ни Леший, ни Ди не спали, радуясь высшей форме тактильного контакта.

А когда, уже под утро, разгорячённые и изнеможённые, они разлеглись на "траходроме", раскинув руки, Леший уснул.

Они с Волком стояли в том же зале "библиотеки", где были в новогоднюю ночь.

– Волк! А, Волк! Об этом ты мне говорил, когда предрекал удачные стечения обстоятельств?

– Личная жизнь – это твой выбор. Ди барышня талантливая, и у вас выпадет возможность увидеться ещё, причем довольно скоро. Но прими, что у неё свой путь и свои "тараканы в голове".

– Отчего же так грустно сейчас?

– Пореви.

У Лешего на глазах появились слёзы. По остававшемуся каменным лицу потекла предательская тёплая капелька.

– Может, хватит себя жалеть? – сменил тон Волк, – распустил, блядь, нюни. Ты сейчас, как онанист Иван Залупа249, дрочишь себе мозг, мол, ах, какой я несчастный влюблённый, это мой крест, и нести мне его до конца жизни. Прекращай! Получай уже кайф от жизни, от каждого её момента. Потрахались – хорошо, погулял с умной и красивой девушкой по не родному вам обоим городу – ещё лучше. Чё реветь-то?

– Волк, а Волк? Ты меня заебал своими нравоучениями, – Леший, рассердившись, ударил кулаком в грудак Волку. Точнее, в то место, где Волк только что стоял…

– А ты заебал нытьём, – в чертах лица Волка появились линии зверя, даже обозначились клыки.

Волк бросился на Лешего, ударив ему по голове своим пудовым кулачищем.

– Ах ты собака! – заорал Леший, махнул рукой в то место, где стоял Волк. На сей раз задел его по плечу, да так, что Волк пошатнулся.