Есть только дорога…

– Как водица? – сказал Манул

– Ништяк, – ответил Леший.

– Когда девицы придут, надо будет в дорогу собираться.

Через пару часов вернулись девушки, приятно удивлённые переменам и относительному спокойствию.

– Собираемся в дорогу? – невозмутимо сказал Манул

– Куда? – спросила Ди.

– На горы местные. Сегодня наверху в лесу ночуем

– Мы только из церкви, – сказала Полина.

– И как там нынче в церквах? – спросил Леший.

– Девушкам теперь целое приключение в церковь сходить. Мы повязали банданы, как платки, а на ноги сердобольные белгородские тётушки нам выделили по куску тряпки, который "типа юбка". Тот ещё видок у нас был, хотя я считаю, что Богу нет разницы, во что мы одеты.

– И где ему молиться, – добавила Ди, – но архитектура интересная: храмы и ходы, вырубленные в пещерах – это того стоит.

Пока сидели у костра белгородцев и ели наваренный ими борщ, Манул собрал "зелёное чудище", выставив рюкзаки с вещами наружу.

К вечеру произошло интересное: правильные и православные белгородцы приняли у своего костра не только урало-сибирскую сборную Лешего, но и делегатов из Воронежа. Вокруг костра образовался довольно большой импровизированный круг, стихли веселье и ржач. Начали петь песни, связанные с войной. Спел и Леший. Когда гитара дошла до него, он сыграл Непомнящего:

"Земля жива пока, и птицы прилетят

За просто так, всем виноватым и живым,

Но в память нам закатный ветер гонит дым.

Не нами мир живой, и остановлен ад,

И свят солдат, и прав солдат,

Что защищал Сталинград, Белград, Багдад…"344

Вечер не был пропитан тем "духом дня Победы", какой бывает в городах: с бравадой и криками "деды воевали, и мы можем повторить". Скорей наоборот. Прослеживалась общая мысль в тостах и поднимаемых стаканах – у кого с чаем, а у кого и с водкой – пусть никогда больше не будет войны.

Когда пасмурное небо начало темнеть, Леший тихонько собрал свою гитару в чехол, по кругу у костра теперь играли только на гитаре белгородцев. Когда вновь начали рассуждать о Победе и её цене для воронежцев и белгородцев, Манул поманил Лешего и девушек за собой.

Они, не попрощавшись, взвалили рюкзаки и пошагали прочь от костра и гомона людского.

Шагали молча. Сначала по гравию вдоль железной дороги, глядя на Большие Дивы и зелёные холмы с серебристыми нитями ковылей и куртинками шалфея.

Потом – завернули вверх по склону, мимо клёнов и дубов.

"Здесь такие красивые леса, – думал Леший, глядя на темнеющее небо сквозь узор кленовой листвы, – но их так мало. Мне всё же комфортней под сенью леса, чем в открытой степи. Интересно, о чём сейчас думают остальные?"

Ди шагала молча, время от времени останавливаясь и разглядывая местные диковинные цветы. Полина замыкала шествие, приглядывая за всеми, а возглавлял колонну Манул. Сегодня он был чуть веселее, чем вчера. Под ноги застелилась белая меловая тропа.

Из соседних сёл доносились отзвуки салютов, когда Манул остановился у подножия белой скальной стены.

– Я думаю, что здесь мы поставим сегодня палатку. Тут никто ночью шарохаться не будет. И комаров, в отличие от низинки у воды, здесь не будет.

– Это радостно, – сказала Ди, которую видно достало соседство с зудящими кровососущими.

– Только фонарей зажигать не надо, чтоб никто на огонёк не явился, тут всё же заповедник, – сказал Леший.

– В день Победы вряд ли кто явится, – парировал Манул, – но костёр и свет нам не особо нужен. Для пищи есть газовая плита, а в темноте мы все ориентируемся.

Вскоре палатка была установлена, а у входа была установлена газовая горелка.

– Сегодня варим глинтвейн, – сказала Ди.

– Где и как вы добыли вино? – удивился Леший.

– Меньше надо было спать, – сказала Полина, – мы у бухающих воронежцев экспроприировали. С их, между прочим, благословения. Очень уж они хотели нас напоить вином. И мы клятвенно пообещали им выпить эту бутылку скоро. А тут и случай подвернулся.

Манул побежал по крутой осыпи в обход скалы, на склонах насобирал местных трав, и вскоре в котелке Полины вместе с традиционными приправами для глинтвейна бултыхались местные травки.

– Сегодня день Победы, – сказал Леший, – у того костра было много слов сказанных, различной степени пафоса. Мне же кажется, что День Победы – очень языческий праздник, когда мы славим наших боевых предков.

– Это похоже на правду, – согласился Манул, – у меня здесь и сейчас действительно связано с боевыми предками. Сегодня ночью я отпустил своего пращура. Он разговаривал на совсем другом языке, но жил и умер в этой степи.

– За предков, – подняла тост Ди.

Все вчетвером разлили глинтвейн по стальным кружкам, чокнулись и выпили. Поскольку умершие предки уже переродились, а вновь ушедшие только отправились постигать бездну вечности…

По железке грохотал пассажирский поезд.

Леший и Ди сидели на обрыве, глядя на дальние огоньки сёл за Доном и ближние фонари монастыря.

– Катя, я думаю, что здесь лучшее место, чтоб всё сказать. Ты устала от моего общества и поездки?

– Дело не в этом. Совсем!

– Тогда в чём?