Читаем Есть у Революции начало полностью

— Но после того как повидал девушек в городе, съездил за границу, уже точно знаю, что мне нравятся другие. Не дожидаясь следующих, уточняющих вопросов, откровенно признался.

— Мне нравятся, такие как ты, — фактически признался в любви, деловито нажёвывая ароматный, ещё теплый, кусок жареной телятины.

Людмила даже поперхнулась квасом, который пила, после активной езды за рулём. Я же, продолжал, как — бы не замечая её реакции.

— Ежели за пять, или шесть лет, не найду такой же как ты, — посмотрел на неё испытующе.

— Буду звать тебя замуж.

— Ты как, Люда, не откажешь? Девчонка вся покраснела от неожиданной темы. Собиралась пытать меня, но разговор по душам, завёл её гораздо дальше, чем она сама предполагала. И грубо оборвать меня нельзя, и дать согласие девятилетнему ребёнку, смешно.

Видимо сообразив это, она перевела всё в шутку.

— Конечно, я согласна быть твоей женой, если не подыщешь лучше. Но с твоими талантами, да ещё с велосипедом и самолётом, любая красавица за тебя с удовольствием пойдёт.

— Вряд ли ты на меня посмотришь через шесть лет, — притворно печально, вздохнула.

— Мне будет уже двадцать пять, а тебе только пятнадцать.

— Знала бы она, что ей суждено дожить только до двадцати трёх лет, — вспомнил я информацию из википедии. Как всегда, когда я видел живого человека, которому знал точную дату смерти, мне стало грустно.

Девушка решила перевести разговор на другую тему.

— Видела уже, как я тебе понравилась, — иронично растягивая слова, проговорила, нарезая мясо маленькими кусочками.

— Такой мой портрет карандашом нарисовал, прямо красавица у тебя получилась.

— Я уже заказала рамку под стеклом сделать, для того листа, — благодарно и серьёзно посмотрела на меня.

— Жалко, ты ничего не написал для меня на память, только подпись поставил, — просительно добавила спутница.

Выдержав паузу, необходимую для пережёвывания солидного куска мяса, деловито отметил.

— Тот карандашный набросок получился неплохо, вот я его и подписал, — наставительно поднял указательный палец, измазанный в коричневом ароматном жире.

— Дарственную надпись сделаю, когда твой портрет маслом напишу и тебе его подарю.

— Вот как слетаю в Европу за листовками, прокламациями и другой литературой, так и займёмся с тобой.

— Ты как, не имеешь ничего против, чтобы мне специально позировать? — с детскими просительными нотками в голосе, спросил девушку.

— Мы же с тобой друзья, а не просто товарищи? — добавил уже увереннее.

Людмила не удержалась, порывисто соскочила с бревна и поцеловала меня в щёку.

— Ты такой милый, Василёк, — прижала руки к груди.

— Ты мне как брат. Я с тобой хоть куда.

— Я с тобой ничего не боюсь, — вспомнила вчерашнее приключение на велосипедной прогулке, окончившееся так удачно.

Улыбнувшись ей благодарно, грубовато, по-свойски, заметил.

— Давай ешь быстрее, нам ещё тридцать вёрст педали крутить. А дальше только жарче будет, да и пыли за городом больше.

Остатки мяса доели торопливо, понимающе поглядывая друг на друга.

По очереди сходили в кустики, перед тем как я занял место за рулём велосипеда.

Весь оставшийся до аэродрома путь, проехал за сорок минут. Дорога оказалась более гладкой, чем городская мостовая. Не имеющая привычки к раннему вставанию, Людмила, уснула прямо на раме, свесив голову мне на плечо. По приезду, долго любовался на её, совершенно детское, во сне, лицо. Не сдержавшись, разбудил её осторожным поцелуем в губы.

Девчонка только улыбнулась.

— Как от тебя вкусно пахнет специями и чем-то очень приятным, — с восторгом отметила она, не жеманничая, не изображая недотрогу.

Как всегда, я внушил её запах вызывающий симпатию. Не торопя события на личном фронте, весело заметил.

— Нам пора крутить гайки, — показал на большой ангар невдалеке.

— Там, должен быть мой самолёт в разобранном виде.

Аэродром Серафимы, отлично охранялся, так как на нём приземлялись, секретные, широкофюзеляжные самолёты, выполненные на подобие «Ильи Муромца» Сикорского. В настоящее время, в огромнейшем ангаре находился только один мой самолёт, совершенно точная копия немецкого Фоккера Е 1, выпуска прошлого, тысяча девятьсот пятнадцатого, года.

Два парня, «зомби — помощника», командированных вместе с аэропланом, для его сборки и отладки, работали всю ночь. Они как раз крепили последние растяжки на крыльях, смазывали подшипники колёс шасси, когда мы появились в ангаре.

Отпустив ребят, предложил подруге познакомиться с техникой ближе, пока я буду проверять состояние всех крепёжных работ.

Из любопытства, действительно проверил несколько узлов динамометром. Все гайки дублировались шплинтами, во избежание их раскручивания от вибраций.

Покопавшись в механизме, минут десять, предложил спутнице выкатить самолёт на открытый воздух.

— Сразу и облетаем, — предложил Людмиле, призывно улыбаясь и подмигивая.

— Я бы тебя и в Европу взял, но в полёте там каждый килограмм будет иметь значение.

Перейти на страницу:

Все книги серии Из игры в игру

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза