Читаем Есть у Революции начало полностью

Ещё вчера вечером, слушая мои песни двадцать первого века, композитор уловил странную мелодическую общность, выделяющую их из всего созданного доныне.

— Или это перевод песен иностранных композиторов, — ещё тогда задумался музыкант.

— Или, совершенно новый талант самобытного творчества, гениального автора.

Моё приближение к себе, имело целью выяснение главного вопроса.

— Насколько авторство, слышанной им вчера музыки, принадлежит этому мальчишке.

Против неприкрытого любопытства хозяина, я использовал проверенный метод игры в наивного и стеснительного простака, если точнее, простушку. Всё ещё играл роль девушки, чем развлекал хозяина. Он с удовольствием наблюдал, как жена совершенно не подозревала во мне мальчишку. Дочь, Елена, двенадцати лет, сразу влюбилась в меня, как только я показал несколько фокусов и согнул зубцы толстой железной вилки в разные стороны одними пальцами.

Надежда узнать меня больше, в непринуждённой домашней обстановке, у дяди Саши, как он попросил себя называть вне стен консерватории, безнадёжно проваливались.

Александр Константинович вынужден был перейти к примитивной, официальной манере опроса. Не выходя из за обеденного стола, он взял блокнот и карандаш.

— Сколько вам лет милочка? — прервал он мою беседу с его дочерью.

— Может быть, у вас есть какие — либо документы, удостоверяющие личность?

Мне не оставалось ничего другого, как со всей серьёзностью отвечать на простые и законные вопросы хозяина. Возраст, разумеется я назвал тот, на который выглядел. Назвал бы и вымышленную фамилию и имя, если бы дядя Саша не знал их со вчерашнего дня.

— Светлана, — моё сценическое имя, — гордо признался под восторженным взглядом Лены.

— В церковно-приходской книге я записан как Василий Георгиевич Кузменко, — его дочь, совместно с супругой, огорошенно уставились на меня. Обращаясь к супругу, хозяйка, растерянно разводя руками, убитым голосом, еле проговорила.

— Дорогой, разве такое может быть? Ведь ты представил её как Светлану…? Глазунов ощутил некоторую неловкость. Ему, солидном и влиятельному лицу столицы, приходится выглядеть мелким обманщиком, шутником. Он сам боролся с подобным поведением своих сорванцов. Недовольство собой, в любой момент готово было перекинуться на меня. В этом заключается спасительный приём любой психики, сколь угодно высокой. В простом народе этот приём называется.

— С больной головы на здоровую.

Изощрённый ум, наоборот, применяет самые сложные способы оправдания своей ошибки или оплошности, до которых простой человек никогда не додумается.

— Простите меня, пожалуйста, — встал с места, прижав руку к сердцу.

— Ради Бога извините меня за тренировку умения перевоплощаться в барышню, — смотрел только на госпожу Глазунову.

— Моя основная работа требует постоянного поиска новых форм и способов привлечения внимания людей, — многословием, пытался отвлечь внимание женщин от хозяина дома, помогавшему мне.

— Я собирался спросить вас, насколько достоверно получилась у меня превращение, ведь в этом заключается основная моя задача в цирке.

При упоминании о цирке, все, слегка улыбнулись.

— Согласитесь, — торопился закрепить едва намечающийся успех.

— Больших аплодисментов добьётся симпатичная девушка, чем худенький мальчишка похожий на беспризорника или хулигана, — сдёрнул красивый белокурый парик, обнажив коротко-стриженную голову.

Контраст между двумя масками был очень велик, потому мне с удовольствием поверили все собравшиеся за столом.

— Я уже два дня хожу в женской одежде, постепенно вживаясь в новую роль, — уже спокойно и деловито, открывал я тайны своей работы.

Лена захлопала в ладоши от радости и предвкушения «цирка на дому».

— Вы покажете нам что — нибудь из своих фокусов.

— Или вы поёте, играете на музыкальных инструментах? — вспомнила, что говорил её папа.

— Раз вы поступаете учиться в консерваторию.

Успокоившийся отец, не собираясь устраивать концерт, ввиду позднего времени, поторопился ответить за меня.

— Он очень искусно удерживает вещи на кончике пальца, — чуть помолчал и добавил.

— Кажется, это называется эквилибр?

Пришлось разочаровать слушателей, что эквилибр, это умение владеть своим телом. Например, стойка на одной руке, удержание равновесия на шаре или на проволоке.

Показал на роскошный и массивный, дубовый стул на котором сидел.

— Могу пройтись немного на этом кресле? — вопросительно взглянул на хозяина.

— На большее, к сожалению, не имею времени, меня давно ждут хорошие знакомые у которых я остановился.

Получив одобрительный кивок, обошёл двенадцать стульев, проверяя их на прочность. На самом деле, в этой ревизии не было особой нужды. Я вполне мог уменьшить свой вест наполовину, или на треть от обычной своей массы. Тщательность подготовки призвана доказать серьёзность моего отношения к предстоящему номеру. Соответственно, зрители, должны проникнуться моим вниманием к мелочам и сосредоточить всё своё внимание на мне.

Перейти на страницу:

Все книги серии Из игры в игру

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза