Читаем Есть у Революции начало полностью

Во чтобы — то ни стало, необходимо сохранить эту активную девушку для истории, активно меняемой мною. Вряд — ли она приживётся в будущем СССР, раздираемом Сталинскими репрессиями, отравляемом повальным доносительством. Слишком она искренне предана делу борьбы за свободу. Мне самому не очень полезно её существование, способное изменить ход истории коммунистической партии и всей России.

— Значит, — решаю будущую судьбу своей новой знакомой, после её спасения от гибели.

— Людмилу направлю на работу в наших тайных военных подразделениях, которые будут выбивать колонизаторов и отвоёвывать новые территории для будущих тайных научно — производственных баз. Кстати, после окончания боевых действий, которые не должны продлиться очень долго, поставлю её на руководство отвоёванными территориями или определю на ведение отраслей народного хозяйства. Вроде бы рано, заглядывать так далеко, на три — четыре года вперёд? Но мудрые советуют:

— «Того, кто несмотрит далеко в будущее, ждут близкие беды». Ричард Бах 1936.

А пока, жду свою новую подругу уже довольно долго.

— Видимо осваивает новую сантехнику, — иронично вспоминаю недавний ликбез.

— Да уж, — выходя из туалета, выдаёт мне Людмила честно.

— Такого туалета нигде в столице не увидишь.

— Главное, что рассказывать про такое не совсем удобно, — удивлённо кивает головой, чуть поджимая нижнюю губу.

Авторитет моей знакомой, бывшей бандитки Серафимы, заметно вырос.

Как только подымаемся на второй этаж, где находится столовая, до нас доносится одуряющее аппетитный запах борща. Не успеваем войти в столовую, как Александра берёт инициативу знакомства на себя. Представляет Людмилу, которая, очень грациозно и совсем не смешно, приседает, в небольшом книксене. Серафима быстро встаёт и крепко жмёт руку гостье. Меня, на правах старой знакомой, обнимает и целует в щёчку. Как положено любому мальчишке, считающему себя взрослым, я недовольно морщусь, вызывая улыбку наблюдающих эту сцену девушек.

Служанка с фарфоровой супницей, ловко разливает дымящийся, красноватый от свёклы, борщ. Отчётливо вижу в своей тарелке небольшие линзы жира плавающие на поверхности супа. Большое белое пятно густой сметаны медленно растворяется в свекольно — овощном отваре. Нам с Людмилой подвигают тарелку с мелко нарубленным зелёным луком.

— Угощайтесь, — показывает глазами на большую деревянную ложку.

— Если любите с луком, берите сами, сколько хочется, — улыбаясь, предлагает хозяйка.

— Мы первое уже отведали без вас.

— Рекомендую с чесноком, если сегодня не собираетесь целоваться, — подвигает глубокую стеклянную миску, почти доверху наполненную очищенными, зеленовато-белыми, дольками свежего чеснока.

Не в силах удержаться, забываю о приличиях и торопливо засыпаю сметанный айсберг в борще, солидной горстью зелёного лука. Выкладываю зубчики чеснока себе в чайное блюдечко. Оборачиваюсь к своей попутчице.

— Если обратно вместе поедем, советую, тоже чеснок есть, — корчу смешную рожицу и заговорщически подмигиваю несостоявшейся дворянке.

— Иначе не продохнёшь на раме.

Больше не могу сдерживать необычайно сильное чувство голода. Видимо во мне, иногда просыпается разум моего дедушки, в теле которого существую в этой реальности. Буквально за несколько минут опустошаю, довольно объёмистую тарелку борща с мясистыми рёбрышками. Громко раскусывая хрящи, как бы извиняясь, сознаюсь.

— Я так проголодался, пока ездил вчера и сегодня на велосипеде, — шумно прихлёбываю компот.

— Наверное, всю кастрюлю бы сожрал.

Самая молодая из собравшихся за столом, Александра, задорно засмеялась, запрокидывая голову и хлопая себя по коленям.

— В кастрюле четыре пуда веса, на всех домашним сейчас готовим, — вытирая слёзы от смеха, замечает.

— Ты сам то, наверное, и трёх пудов не тянешь. Хотела сказать что — то ещё, но матушка строго постучала чайной ложкой по тонкой фарфоровой кружке.

— За столом громко говорить, а тем более смеяться, строго запрещается. Ты же взрослая.

— Скоро будешь меня подменять, — с мягким укором в голосе напомнила дочери её обязанности как хозяйки.

— К тебе гости приехали, а ты над ними смеёшься, — осуждающе покачала головой.

— Ну что вы, Серафима Никитична, — неожиданно заступилась студентка — революционерка.

— Мы же понимаем, что помогая стольким нищим, бездомным и сиротам войны, вы отлично знаете их проблемы и нужды.

— Вот и Васе — сироте помогли, чем могли. Я только потому и приехала к вам, что ваша забота о страждущем русском народе общеизвестна в столице и окрестных губерниях.

Людмила уловила момент, когда можно направить разговор в нужное ей русло. Только диву давался, как ловко использовала случайный эпизод, где хозяева должны ощущать некоторое чувство вины. Как ни мелка была провинность Александры, доброжелательно посмеявшейся над моею жадностью, недоучившийся психолог сразу воспользовалась ею.

Отложив серебряную ложку в сторону, молодая вербовщица вежливо призналась.

Перейти на страницу:

Все книги серии Из игры в игру

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза