Есть!

Гриша кривил рот – ну и что? Ему тоже не все продукты нравятся, но для шефа такие вольности недопустимы. Тем паче, что и у нас при желании можно найти приличную рыбу – не всё меряется осетрами, хотя, спору нет, мерка эта очень удобная. Гриша мог всего за пять минут доказать Анатолию, как тот не прав, но у него каждая дневная минута была на счету. Надо было искоренять заведённые Градовским порядки, надо было держать в тонусе трудовой коллектив, составленный из девушек и женщин сложной судьбы, наконец, надо было освежить опостылевшее всему городу меню «Эдельвейса». Люди привыкли ходить по ресторанам, и дизайнерских изысков им уже явно не хватало. Так что покуда расслабленный Градовский развлекал Эльвину Куксенко, влюблённую в него по самую свою макушку, осветлённую в лучшем городском салоне красоты, Гриша Малодубов сочинял первое авторское меню, вдохновлённое сияющим светом Италии.

– …Ах, Италия! – вздыхала Нателла, глядя на снежный сугроб, из которого им предстояло выкапывать машину. – Как хорошо там было, помнишь?

Гриша помнил. До сих пор горло перехватывало от аромата моденского уксуса – коричневого, как шоколад. Влажное, как рисовое поле, ризотто, мясистые ломтики белых грибов, жёлтая, сочная полента. И флорентийский бифштекс! Когда его проносили мимо, Нателла буквально катапультировалась со своего места и ткнула пальцем в дымящуюся – чужую, между прочим – порцию: «Хочу!»

Меню своё Гриша назвал просто, но с горчинкой: «Сказки об Италии». Пасту он отлично делал сам, а для хорошего соуса, как известно, нужны только фантазия и стремление к утилизации завалявшихся продуктов. В Модене знакомый повар научил Гришу готовить соус с вялеными помидорами, и у Малодубовых с тех пор всегда водились душистые и морщинистые, как щека любимой бабушки, томаты. Ну а лук, чеснок и зеленушечка в России не проблема – вот вам и паста номер один, названная в честь Нателлы.

– Спагетти с нутеллой? – хмурился залётный итальяно веро, листая меню в «Эдельвейсе», а Ленка Палач, взятая по Гришиной протекции старшей официанткой, важно отвечала, что в виду имеется не шоколадная замазка, а женское имя, и что спагетти, натуральменте, кон помодори секки. И пусть итальянцы воспринимают знание их чудесного языка чужестранцами как абсолютную норму жизни, этот всё же присвистнул вслед Ленке, уходящей в дымящуюся, как поле боя, кухню, где властвовал великий су-шеф Малодубов.

«Су» вскоре отпало – сошло легко и безболезненно, как кожица с запечённого перца. Салат из разноцветных перцев с обжаренными кедровыми орешками и моденским уксусом Гриша назвал попросту – «Модена». Суп из белых грибов с фенхелем – «Тосканская мелодия». Ну а флорентийский бифштекс (почти получился, почти правильно!) и тирамису повар никак называть не стал – они сами себе имена, вот имен-но! Ещё несколько блюд – и можно представлять новое меню. Единственный вопрос – как сказать об этом Градовскому? Разомлевший в хозяйкиных объятьях, как сытый кот, шеф давным-давно впал в творческую летаргию, но не зря Анатолий напоминал Грише крокодила – они тоже не двигаются многие часы, зато потом как прыгнут! Костей не соберёшь… Преданная Ленка Палач советовала пойти напрямую к Эльвинкиному мужу, но благородный Гриша никогда не смог бы начать свою сольную карьеру с подлости. Нет! Благородный су-шеф Малодубов дождался, пока окончательно расслабившийся Градовский уехал с Эльвиной на курорт, и в их отсутствие опробовал меню на желудках трудового коллектива, Нателлы и её знакомых журналисток, насколько прожорливых, настолько же и болтливых. Это была прекрасная идея – позвать пишущих девиц на огонёк и накормить под Челентано так, чтобы даже в животах у них урчало исключительно на итальянском языке! Нателла в то самое время пристреливалась к профессии гастрокритика – ей нравилось пробовать от всего помалу и оставлять еду на тарелке, что раздражало бы Гришу в любом другом человеке, но прощалось восхитительной Н. Наталья Восхитина – такой псевдоним сочинила для себя Нателла, подписав им свою первую заметку о новом – на редкость удачном! – итальянском меню «Эдельвейса». Благодарные девицы, удачно переварив дармовой ужин, разразились не менее восторженными сочинениями – и вот уже Гриша стоит пред разделочным столом, как у гильотины, выслушивая по-московски акающую ругань шефа.

– Как я посмел? – переспросил Гриша, глядя при этом глаза в глаза Эльвине Куксенко, раздувающей ноздри – не то от злости, не то от голода. – Да вот посмел, и всё. Надоело позориться перед клиентами – третий год подаём одно и то же. Твои рёбра всем уже поперёк глотки стоят!

Обидеть художника, как известно, может каждый, но не каждый художник будет нести обиду как крест – красиво и смиренно. Анатолий Градовский с детства был приучен брутальным папой давать сдачи всякому, кто заслужил: и сейчас он весь налился кровью, схватил любимый нож и так нехорошо, гортанно вскрикнул, что Гриша отшатнулся в сторону. Его папа всегда учил сына решать проблемы мирно, и желательно – словами.