Эстафета поколений: Статьи, очерки, выступления, письма

— Утверждаю, — говорил комбатр, — что у жителей каждого города, каждой местности свой, особый характер. Он возникает из конкретных исторических и общественных, а иной раз и из географических условий. Ленинградский характер — это характер революционный, новаторский, непримиримый ко всякого рода консерватизму.

Артиллерийский офицер принялся излагать историю Петербурга — Петрограда — Ленинграда. Говорил горячо, убежденно. Это был замечательный рассказ о ленинградцах — преемниках боевых традиций нескольких поколений русских революционеров.

Вспоминая эту удивительную беседу, происходившую на окраине осажденного города, в двухстах метрах от траншей врага, я вспоминаю вместе с тем и сотни историй, сотни моих знакомых и друзей с фабрик и заводов Ленинграда, из пригородных колхозов, из научно-исследовательских институтов — рабочих и инженеров, колхозников и агрономов, лаборантов и докторов наук, партийных работников, их трудовые пути, дороги исканий и открытий, с удачами и неудачами, их упорство, настойчивость, непримиримость... Да, ленинградский характер! Есть такой характер на свете. Он рождался в те дни, когда ленинградцы (тогда еще петроградцы) сбрасывали власть царей, когда встречали Ленина на Финляндском вокзале, когда стояли на охране заседаний VI съезда партии, когда шли на штурм Зимнего, когда с моря и суши атаковали «Красную Горку», когда громили Юденича, когда восстанавливали разрушенные, умолкнувшие фабрики и заводы, когда разоблачали троцкизм и всякого рода уклоны, когда первыми в стране на заводе «Красный выборжец» подымали знамя социалистического соревнования...

Сказался этот строгий, прямой и убежденный характер. Он сказался в том ученом-ботанике, который сквозь развалины видел будущее своего сада. Он сказался в тех злых бабках, которых никакие силы не смогли выдворить из родных квартир за Ладожское озеро. Он сказался и в том, что настоящих ленинградцев не сбили с толку недавние скрипучие изустные и печатные голоса угрюмых вещунов, оглядывавшихся на прошлое и не увидевших ничего доброго в нашем настоящем.

Ленинградский характер — это характер революционного народа, народа-новатора, народа-творца, народа, уверенно и упрямо идущего вперед через все преграды, через любые трудности и препятствия. Его, этот характер, питают твердые убеждения, идеи. Без идей, без убеждений нет творца, новатора, революционера — есть обыватель. Верные своим убеждениям, шли на виселицу и в Сибирь декабристы; верный своим убеждениям, готовил Степан Халтурин взрыв в Зимнем дворце; верный идеям борьбы против самодержавия, стрелял в царя Каракозов; за светлые и величественные идеи сражались герои трех русских революций, солдаты гражданской войны на бесчисленных фронтах от Белого моря до Черного и от Балтики до Тихого океана; с идеей в сердце бросился грудью на пулемет врага Александр Матросов и пошел на таран в ночном ленинградском небе летчик Севастьянов.

Могут сказать иные: дескать, что это вы расписываете всякое героическое? Наше время — время будничного труда, писать надо о трудностях, о том, что мешает, о тех, кто мешает, о нарывах и опухолях, о гнойниках, о подлецах и разложенцах. Что ж, конечно, и об этом обо всем писать надо, никто и не спорит. Пишите, многоуважаемые. Но только не грабьте самих-то себя как художников. Проявление отрицательного в человеке не имеет такого многообразия, какое имеют проявления положительного — доброго, светлого, благородного. Сосредоточив все свое внимание только на отрицательном, как бы надеваешь шоры на глаза, сужаешь свой горизонт, ограничиваешь свой мир. И мало того, что сам же себя перепугаешь, в конце концов, но и непременно придешь к схеме, к штампу, к бедности мысли, идей, изобразительных средств. Некоторые произведения последнего года со всей очевидностью свидетельствуют об этом. Они до уныния похожи одно на другое, художественно убоги и ничем иным, кроме сенсационной крикливости, привлечь читателя не способны.

Поиск доброго, светлого, благородного, нового распахивает перед художником мир широко, от края до края, потому что нет в человеке предела доброму, светлому и благородному и безграничны, неисчислимы формы, в каких проявляются эти качества. Наш строй, наше общество, наша действительность сделали этот источник доброго неиссякаемым, наполнили его животворной водой.

Три десятка лет назад на заводе, носившем название Северная судостроительная верфь, старый рабочий, с которым мы разгружали баржи с цементом, сказал мне: