Посмотрев влево, в ту сторону, куда утекает Волхов, увидишь новый большой мост на автомобильной дороге Москва — Ленинград, дальше — Антониевский монастырь, зеленые речные берега. А за твоей спиной — кремлевские стены, ярусы звонницы, купола Софийского собора.
Человека, где бы ни приходилось жить ему позже, где бы ни странствовалось ему, время от времени влечет в родные места, в края, где он родился, где вырос. Месяц назад я вновь стоял на обрыве над Волховом. Вечерело, но в сумерках еще угадывались дальние монастыри, на горке в Летнем саду, как бывало и в пору наших поисков клада под городищенскими банями, играла музыка. Под нее танцевали. Правда, танцевали уже совсем другие люди. Искатели кладов почти все ушли на войну, и многие, слишком многие из них с нее не вернулись. Уходили они не потому, конечно, что их, как утверждал недавно один поэт, «стуча машинкой, гнал военкомат», а шли добровольцами, шли из любви к родным местам, к своему народу, к Родине. История помнит тяжкие годины, когда конница Батыя, пролетев Поволжские степи, захватив Рязань, предав огню Владимир, пройдя сквозь битву на Ситке, все неслась и неслась вперед, выжигая и вытаптывая русские земли. Полчища кочевников были уже в ста верстах от Новгорода, и в это же время к псковским и новгородским пределам устремились бронированные псы-рыцари Ливонского и Тевтонского орденов, двинулись шведы.
Тогда тоже поднимались на битву отважные новгородцы, шли под знамена русских военачальников, шли по зову сердца, по любви к родным местам, к своему народу, к своей родине. Тогда тоже отстаивали и отстояли они бесценные национальные святыни и свою независимость, чтобы потомки их в этих местах смогли со временем начать строительство новой жизни.
Мы вспоминали страницы истории, вспоминали молодые годы с моим старым другом — новгородцем, потерявшим в боях Отечественной войны руку, слушали музыку из Летнего сада и следили за тем, как на противоположном берегу, пользуясь остатками дневного света, новгородские ребята и девушки строили набережную. Комсомольцы города решили покончить с буйством волховских вод, которые каждую весну заливают улицы, спускающиеся к реке, плещутся в нижних этажах домов, наносят людям немалые убытки. «Представьте себе только, — сказал мне один молодой новгородец, — во время такого разлива в коридоре промкомбината главбух, бредя по колено в воде к своему кабинету, поймал чуть ли не метровую щуку».
Набережная, насыпанная руками молодежи в нерабочее время, выложенная дерном, озелененная, украсит город и обезопасит многие улицы от паводков.
Не потому, что городу тысяча сто лет и дедушка, дескать, именинник, а для того, чтобы сегодняшним людям жилось в нем лучше, уютней, домовитей, на старых улицах, сметенных войной, возведены и все возводятся новые и новые жилые здания, город, развивающий промышленность, неудержимо растет, выходит за пределы средневековых валов и оград, захватывает новые пространства, сносит на своем пути старые окраины.
Древний путь истории лежал через Новгород, путь народов из северных стран в южные, лодейный путь по рекам, озерам, протокам. Вновь народы с севера едут через Новгород на юг, едут в прямых автобусах из Хельсинки в Москву, на автомобилях всех марок из Скандинавии, из других стран Европы через Скандинавию и все тоже в Москву, в Москву — туристы, движущиеся по семисоткилометровой бетонной автостраде. Как в древности, на волховских берегах слышна разноязычная речь. Любуются гости стариной, с почтительным интересом относятся к новому. «О да, Москва, Киев, Новгород — в этих городах рождалась Русь, которая сегодня удивляет мир».
Стоя перед башнями кремля, подымая головы к сводам соборов, гуляя по новым улицам, застроенным современными домами, дающими человеку все удобства жизни, приезжие, будто в каменной книге, листают каменные страницы, вдумываются в каменные строки большой истории страны и по этим материальным свидетельствам судят о непреклонном характере русского народа.
Сбившись со времени, иные толкователи теории и практики литературы и искусства перелицовывают, выдавая за нечто новое, старую, траченную молью погудку о том, что для искусства не нужны великие дела, великие слова, большие характеры и героизм — истинное искусство взрастает на малом: горе ребенка, неудачливая заурядная судьбишка, разбродец в мыслях — вот благодатный материал для подлинного живописца слова, для монополиста на культуру чувств, отказывающего в этой культуре тем, кто создавал и создает материальные ценности на земле.