Значит, что же, камни новгородской Софии, выстоявшие девять веков и способные еще стоять долгие тысячелетия, складывали примитивные люди с неразвитыми чувствами? Что же, примитивные люди расписывали стены древних церквей чудесными фресками, перед которыми взволнованные люди, позабыв о времени, простаивают часами? Нет, они были мужественны и суровы, новгородские витязи, беспощадно и, видимо, до крайности «грубо» громившие на чудском льду тевтонских «культуртрегеров» в художественно гравированных стальных латах, они были убеждены в правоте своего дела, были упорны, но они отлично видели и понимали красоту родных северных березок, они певали задушевные, полные лирики песни, они умели любить своих синеоких, светлокосых подруг. В одних сердцах чувства растут и развиваются во имя общего дела, во имя ближнего и дальнего, во имя большого человеческого счастья. Такие чувства истинны и неиссякаемы. Они живут в сердцах людей, готовых на подвиг, людей-героев, людей-деятелей, созидателей, строителей. В других сердцах чувства культивируются и утончаются лишь для себя, для личного потребления. Это фальшивый мир чувств, пустой, бесполезный, никому не нужный. Такие «чувственники» не оставляют после себя ни соборов, ни фресок, ни плотин гидростанций, ни космических ракет — ничего, кроме дурной атмосферы.
Можно ли думать, что богат культивированными чувствами лишь тот, кто, утопая в трубочном дыму, вперяет взор в картинку абстракциониста, а тот, кто пойдет на материальные жертвы, чтобы, покинув передовую бригаду, выправлять дело в отсталой, примитивен и в чувствах своих не развит?
Вся история материальной культуры нашего народа — живое опровержение этого поразительного по своей неверности высокомерного рассуждения. Люди с мечтой, люди больших порывов, люди, способные на подвиг, строили древний Новгород и продолжают строить его сегодня на берегах текущего в Ладогу Волхова. Люди с мечтой, люди героического сердца создают здесь, рядом с древностями, еще более прекрасный и впечатляющий памятник удивительному времени, в которое мы живем. Вот они там вбивают сваи под берегом, вот они кладут фундаменты на Софийской стороне, вот, гремя листами железа, кроют крышу... Над всем городом стучат сегодня их строительные радостные молотки. Строители разглаживают тысячелетние морщины на прекрасном лице Новгорода. На лице древнего города их трудом, их стараниями возникает широкая улыбка молодости.
1959
ЧЕРТЫ СОВЕТСКОГО РАБОЧЕГО
Тридцать лет назад, в первый год первой пятилетки, выстояв три недели возле окошечка биржи труда, я получил путевку — рабочим на один из судостроительных заводов Ленинграда.
Шел только двенадцатый год Советской власти. Ветер великих перемен сметал с ленинградских торцов клочья крикливых афиш уходящего нэпа, страна осуществляла реконструкцию своей промышленности, расширялся фронт коллективизации в сельском хозяйстве. Как во всяком новом строительстве, возникали свои трудности и в городе и в деревне, в которой кулак и подкулачник сплачивались на непримиримую, кровавую борьбу против того нового и для них рокового, что несла с собой коллективизация.
На заводе, на который я попал, среди старых, заслуженных монтажников, клепальщиков, сварщиков, гордых своим мастерством, своими революционными, питерскими традициями, появились плотники в псковских, новгородских, вологодских лаптях, окающие и цокающие при разговоре, — рабочие, которых тогда называли чернорабочими, не имеющие никакой заводской профессии, катали и бетонщики, копровые рабочие и землекопы в домотканых рубахах-косоворотках. А вместе с ними были в той среде еще и сынки недавней буржуазии, дворянские отпрыски, которых жизнь и лозунг диктатуры пролетариата «кто не работает, тот не ест» заставили как-то определяться в жизни; были и бежавшие от коллективизации кулаки.
Сгорали электромоторы подъемных кранов по неизвестным причинам, чьи-то руки отхватывали острыми сапожными ножами куски ременных передач в механических мастерских. В дни неожиданных летучих обысков при выходе с завода возле ворот, в ближнем бурьяне и окрестных канавах работники охраны находили всяческий инструмент, цветные металлы, банки с краской, с олифой...
Старые кадровики, патриоты завода, возмущались этим до ярости. Немало прошло в ту пору горячих собраний, на которых то «дядя Коля», то «дядя Саня», то еще кто-нибудь из заслуженных в боях за революцию, за Советскую власть выкрикивал с гневом: «Такие позорят честь рабочего класса! Не место им среди нас, среди честных рабочих людей!»
Но шли из деревни новые пополнения — крепкие крестьянские парни, нередко уже прошедшие школу воспитания в комсомоле, шли дети рабочих и служащих; кипел котел жизни, в котором из пестрого человеческого материала выплавлялся подлинно боевой коллектив завода. В этом крутом кипении обнаруживала себя, рано или поздно всплывая на поверхность, накипь, случайная и инородная для коллектива, — коллектив без колебаний отбрасывал ее в сторону и становился все цельнее, все монолитнее, прочнее...