Дорогой товарищ Щадей!
Большое спасибо Вам за письмо, за присылку журнала № 7, за ту доброжелательную заметку, которую Вы в нем опубликовали.
Очень сожалею, что, будучи в Москве, Вы не зашли ко мне или хотя бы не позвонили. Был бы рад встретиться и поговорить с Вами. Надеюсь, что в следующий приезд в Москву Вы непременно дадите знать о себе.
Прошу Вас, если представится случай, передайте читателям моих книг мой самый горячий и дружеский привет. От их имени Вы спрашиваете, над чем я сейчас работаю. Пожалуйста, и Вам и им охотно отвечу.
Все годы второй мировой войны я провел в Ленинграде и на Ленинградском фронте. Поэтому уже давно мною начата большая книга о том времени, о тех людях и событиях. Это было героическое время, и люди тоже были замечательные.
Но по ходу работы встретилось затруднение: сказав о героизме ленинградцев, я почувствовал, что в книге моей чего-то недостает. Недостает, оказывается, показа истоков этого героизма. Понадобилось взглянуть в прошлое. И книга о ленинградцах, таким образом, сильно разрастается, из романа, посвященного годам войны, превращается в роман о нескольких поколениях: и о тех, кто готовил и совершал Октябрьскую революцию, и о тех, кто перестраивал бывшую царскую Россию, делая из нее крупную, сильную индустриальную державу, и о тех наконец, кто отстаивал завоеванное отцами, кто защищал свою Родину от нашествия гитлеровских полчищ.
Это один мой труд, давний, многолетний. Но у меня год назад начат и другой роман: роман о большом партийном работнике, о секретаре областного комитета партии.
И в том и в другом романе не обойдется, конечно, без рабочего класса, как не может обойтись без него и то общество, которое движется по пути революционного развития. Но это не будут книги только о людях рабочего класса. Это будут книги, отражающие многообразие проблем нашего времени. Так, во всяком случае, мне бы хотелось. А что получится — не знаю.
Еще раз большое спасибо за письмо. От всей души желаю Вам успехов в труде и личного счастья.
Ваш
Москва, 26 марта 1960 г.
ВСПОМИНАЯ ЯСНУЮ ПОЛЯНУ
Одним летним днем я бродил по старому парку в Ясной Поляне, подымался по исшарканным лестницам старого дома, долго стоял на пороге той знаменитой, похожей на монастырскую келью нижней комнаты «со сводами», в беленых стенах которой и посейчас торчат кольца и крючья, будто вот только что с них сняли хомуты или припасы.
Все в парке и в доме смотрит на тебя так, точно время в миг смерти хозяина дома остановилось, точно и не минуло с того дня долгой половины столетия.
Может быть, изрядно подросли и даже слегка одряхлели ясени и липы, но это смог бы заметить только сам хозяин. Может быть, более людно и шумно стало в аллеях, по которым идут сегодня и в одиночку, и группами, и целыми толпами сотни, тысячи людей со всех концов страны. Может быть, что-то истлело, источилось временем, а что-то возникло, выросло заново... Но разве затем ты пришел сюда, чтобы замечать перемены?