Мы часто говорим о ленинских нормах. И хотя само по себе и сухое это слово, и ограничительное понятие «норма» не с полной точностью приложимы к творческому, революционному учению Ленина, тем не менее то, что мы хотим выразить, называя ленинские нормы, было яркой, органически присущей отличительной чертой жизни, борьбы, пламенного горения вождя пролетарской революции.
Мне думается, что одной из самых важных норм у В. И. Ленина было решительное отметание всяких иллюзий о возможности примирения непримиримого, отметание любых попыток найти некий третий путь в борьбе идеологий. Одно дело — взаимоотношения государств с различными социальными системами, вопросы их сосуществования, их жизни на международной арене, вопросы дипломатии, дипломатической тактики, и совсем другое — чистота, ясность, отчетливая определенность идей, которыми движутся государство, народ, каждый человек в отдельности.
Крупных деятелей общественной революционной мысли в России было немало; многие из них на том или ином этапе даже соратничали с Ильичем. Но, не обладая ленинской идейной убежденностью и устремленностью, они один за другим отбрасывались ходом истории; Ленин уходил вперед и вперед, а они оставались позади, путаясь в своих заблуждениях, рожденных то недооценкой революционной роли трудящихся масс, то неуверенностью и половинчатостью в тех случаях, когда доходило до практических дел, а у них к тому времени не было ничего, кроме трескучих революционных или вялых правдоискательских фраз.
Ленина никто не превзошел в мастерстве упорной длительно-кропотливой подготовки, решительного осуществления и бескомпромиссно-твердого отстаивания революции. Он был по-орлиному зорок в борьбе. За казавшейся другим мелочью Ленин умел увидеть угрозу для революции и тотчас, не медля, не колеблясь, не надеясь на время, парировал часто еще только подготавливаемый удар. Ничто Ильич не пускал на самотек, везде и всюду требовал приложения направляющей большевистской руки. «...Завоевать власть в революционную эпоху гораздо легче, — говорил Ленин, — чем суметь правильно этой властью пользоваться».
Листая недавно страницы издававшегося Гессеном в начале двадцатых годов в берлинской эмиграции «Архива русской революции», которому вернее называться бы «Архивом контрреволюции», я наткнулся на статейку Д. Лутохина. В статейке этот автор «по личным воспоминаниям» рассказывает о том, как в 1919-1922 годах оппозиционные молодой Советской власти группки еще не подавшихся в эмиграцию буржуазных литераторов и экономистов пытались издавать в красном Петрограде свои изданьица, о том, как они это делали и чем их старания кончились.
В начале лутохинских «воспоминаний» речь идет о ежемесячном «Вестнике литературы». Литературным «Вестник» был только первое время, затем тихо-тихо превратился и в общественно-политический. Автор статьи, к тому времени ставший редактором «Вестника», объяснил это превращение тем, что «провозглашение нэпа породило в обществе надежды на смену политического курса». Почудился, словом, запах жареного. Задымила литературная кухня, захлопотали повара, приготовляя блюда Политических двусмысленностей. Некий М. Я. Козырев протащил два сатирических очерка. «Особенно интересно было описание им чудесного происшествия в каком-то уездном городке «Большевии», — захлебывается от восторга бывший редактор, — местами напоминающее по силе и яркости «Историю города Глупова».
(Нам это высказывание, кстати, не местами, а целиком, напоминает антисоветские предисловия к зарубежным изданиям книжонки под названием не «Большевия», правда, а «Любимов», вышедшей из-под пера одного из недавно осужденных советским судом литературных диверсантов.)
Введенная тогда цензура воспротивилась печатанию антисоветской стряпни. «После моих настойчивых требований разрешить помещение этих очерков, — пишет автор «воспоминаний», — подкрепленных ссылкой на положительный отзыв о литературном даровании автора (литературном! даровании! не знакомо ли и это? —
Ходя по инстанциям, обманывая одних, пользуясь недостаточной зоркостью других, «отвоевывали», просовывали в печать внутренние эмигранты и многое другое, направленное против Советской власти, против партии, ее политики. Не стесняясь и даже кичась своей ловкостью, поскольку он уже был не в Петрограде, а в Берлине, автор повествует о том, как все они «работали». Вот, например, «моя маленькая рецензия на книгу профессора Опеля «Успехи хирургии», где я рекомендовал эту книгу сторонникам политических операций, не использующим ни наркоза, ни других гуманных приемов хирургии... и указывал самую бесплодность операций над сложными социальными организмами». Не правда ли, миленько?
Еще позже автор статьи организовал выпуск и второго журнала — «Экономист», печатного органа так называвшегося Промышленно-экономического отдела «Русского технического общества».