— Сиди… Вот что, Глеб. Вызывают тебя. Завтра надо быть в Ленинграде. Помощь твоя требуется… Как шахматиста, — добавил он и улыбнулся. Когда майор улыбался, становилось видно, что человек он добрый и долго злиться не умеет.
Так оперативный уполномоченный уголовного розыска лейтенант милиции Глеб Горин начал заниматься «шахматным» делом.
Шахматы вошли в его жизнь давно, еще в младших классах школы. Занятия в школьном кружке, потом в кружке Дома пионеров, затем в шахматной секции университета. Многие часы и целые вечера ушли на овладение шахматной теорией и на игру в турнирах. Мир яростной и прекрасной игры, как назвал шахматы мудрец, захватил Горина. Шахматы приучили искать и находить выход в трудных положениях, всегда рассчитывать только на свои силы, бороться до конца. Шахматы закалили его характер.
С новым делом Горина знакомил старший оперуполномоченный Александр Долгов. Долгов был на десять лет старше Горина и на голову выше его. Сначала он показался Горину тугодумом. Но уже через несколько часов Глеб понял: первое впечатление, как это часто бывает, ошибочно.
Долгов рассказал о сути дела, которым им предстояло заниматься. Три месяца назад умер семидесятипятилетний пенсионер Александр Борисович Балакин. После него осталась большая коллекция шахмат, шахматных досок и богатейшая, на три тысячи томов шахматная библиотека.
В квартире, где помещались коллекция и библиотека, теперь жили внуки Балакина: студентка педагогического института Людмила и девятиклассник Володя.
Позавчера Людмила заявила о том, что из коллекции деда пропали редкие и очень дорогие шахматы из слоновой кости с позолотой.
— Читай, что я наработал, — закончил рассказ Долгов и придвинул Глебу папку с бумагами.
Глеб читал, наслаждаясь редким теперь, удивительно красивым каллиграфическим почерком Долгова.
«Как часто приходится разбирать закорючки и завитушки, затрачивая уйму времени на разгадывание текстов, написанных на родном русском языке. И как жаль, что в школе детей перестали учить чистописанию. Не разборчивый почерк — это прежде всего неуважение к людям, какой-то даже эгоизм. И лень. Научиться разборчиво писать может и обязан каждый», — подумал Глеб.
— Что скажешь? — спросил Долгов, когда Глеб закрыл папку.
— Первым подозреваемым был однокурсник Людмилы Геннадий Басов. Он был у них. После ухода Басова и обнаружилась пропажа.
— Правильно. Я занимался проверкой этого Басова. Шахматы взять он мог. Теоретически… Басов бывал у них и раньше, однако ничего не пропадало. Вообще… Люда сказала, что, как она считает, Геннадий взять шахматы не мог. Это ее хороший товарищ. И мне тоже кажется, что… не похоже, словом, что Басов украл шахматы. Знаешь это знаменитое латинское изречение: «После этого — не значит вследствие этого!» Полностью Басова мы пока исключить не можем. Но я чувствую, что это не он. А интуиции надо доверять.
— Может быть, и так. Но все-таки… — усомнился Глеб.
— И потом, если шахматы украл Басов, то он просто глупец, — продолжал Долгов. — Не мог же он не предвидеть, что чужих в квартире не было и подозревать будут прежде всего его… Вообще, если б речь шла только о Басове, стоило ли приглашать тебя? — рассмеялся Долгов.
— Ты прав, — улыбнулся и Глеб.
— Тогда так: оставим пока Басова в покое. Допустим, что он не совершал кражи, что он к ней не причастен. Что предпринять в этом случае?
— Я бы хотел сам осмотреть квартиру, — помолчав, сказал Горин.
— Это разговор. Поехали.
Двери им открыл высокий парень с угреватым лицом. Он, очевидно, сразу узнал Долгова. Натянул на подбородок ворот серого свитера, буркнул неразборчивое приветствие и крикнул:
— Люда, иди. Милиция!
Из комнаты к ним вышла девушка. Худенькая, коротко стриженная, она была похожа на старшеклассницу. Но Люда была уже на третьем курсе института.
— Вы живете вдвоем? — спросил Глеб, раздеваясь и проходя в комнату вслед за Людой.
— Да. Я и брат Вова.
— Как же вы обходитесь? — вырвалось у Глеба.
— Нормально, — покраснела Люда. — Я стипендию получаю, пенсию нам дают, дядя помогает…
Квартира Балакина была на третьем этаже старинного дома в центре города. В двух маленьких комнатах жили Люда и Вова. В третьей, большой, размещались экспонаты домашнего музея шахмат. Вся она была заставлена застекленными книжными полками, на которых стояли шахматы.
У Глеба разбежались глаза. Ничего подобного он в своей жизни не видел. С витрин на него смотрели шахматные фигурки из дерева и кости, фарфора и пластмассы, стали и бронзы, гипса и перламутра. Воины разных времен и народов, животные и рыбы, геометрические фигуры, обычные шахматы… Многоцветные и яркие, однотонные, потускневшие от времени. Очень старые, потрескавшиеся, облупленные. И совсем новые, как будто только что вышедшие из рук мастера. Взгляд невозможно отвести.
— Интересно? — спросила Люда.
— Поразительно! Это же настоящий музей! — воскликнул Глеб.