Эстер Уотерс

— Надобно помнить, что только через веру в господа нашего Иисуса Христа, распятого за нас на кресте, может прийти к нам спасение.

— Да, я тоже так верую.

Эти взаимные признания как-то сразу сблизили их друг с другом, и на следующей неделе в воскресенье Фред повел Эстер на молитвенное собрание и представил ее там как заблудшую овцу, которая лишь временно отбилась от стада.

Эстер бывала на молитвенных собраниях только в детстве, и простая, суровая обстановка молитвенного дома и простое, суровое учение — все вызвало живейший отклик в ее душе; всплыли воспоминания о доме, об отце и о матери, обо всех, кто ушел из ее жизни, и она испытала глубокое волнение, чистое и возвышенное. Проповедь читал Фред; он говорил о втором пришествии Христа, когда истинно верующие в сиянии вечной славы вознесутся на небо и мир будет очищен от всяческой скверны, после того как последнего из грешников поглотит геенна огненная. Молящиеся были охвачены священным трепетом, и молоденькая девушка, сидевшая с закрытыми глазами рядом с Эстер, протянула руку, как бы желая удостовериться, что ее соседка все еще здесь — что она не вознеслась в сиянии славы на небо.

По дороге домой Эстер призналась Фреду, что давно уже не чувствовала себя такой счастливой. Он пожал ей руку и посмотрел на нее благодарным взглядом, вложив в него всю душу. Теперь они навеки принадлежат друг другу. Ничто не может разлучить их, ведь он вернул ее душу богу. Его экзальтированность поразила и растрогала ее. Но хотя сама она и не была способна на такие возвышенные порывы, разве не вера в бога, в которой она была рождена и воспитана, помогла ей выстоять все эти тяжкие годы? Мысли ее унеслись в будущее. В следующее воскресенье Фред опять предложит ей пойти на молитвенное собрание, а ей надо ехать в Далвич. Рано или поздно он узнает, что у нее есть ребенок, и тогда не захочет больше с нею знаться. Лучше уж сказать ему об этом самой, пока он не услышал от других. Но она чувствовала, что не вынесет этого унижения, этого стыда. Лучше бы им никогда не встречаться. Ребенок становится на ее пути к счастью… Нет, надо сразу порвать с Фредом. Но под каким предлогом? Ничего-то у нее в жизни не ладится. Может статься, он сделает ей предложение… Тогда, хочешь не хочешь, придется во всем признаться.

Еще одна неделя подходила к концу; вечером Эстер услышала стук в окно. Это был Фред. Почему ее не видно? — спросил он. Эстер сказала, что была очень занята.

— А сегодня вечером вы свободны?

— Да, пожалуй.

Она надела шляпку, и они пошли пройтись. Оба молчали, но как-то само собой, не сговариваясь, свернули в сторону маленького скверика, где прогуливались в первую их встречу.

— Последние дни я много думал о вас, Эстер. И решил просить вас выйти за меня замуж.

Эстер молчала.

— Вы согласны? — спросил Фред.

— Я не могу. Мне, право, жаль, но не просите меня, не надо.

— Почему вы не можете?

— Если я вам скажу, вы сами не захотите на мне жениться. Да уж, верно, лучше сказать. Я вовсе не такая порядочная женщина, как вы думаете. У меня есть ребенок. Ну вот, теперь я вам все сказала, и можете, если хотите, убираться на все четыре стороны.

Ее прямая, грубоватая натура дала себя знать. Уйдет, ну и пусть уходит, ей наплевать. Теперь он все знает и волен поступать, как хочет.

После долгого молчания Фред сказал:

— Но ведь вы раскаялись, Эстер?

— А как вы думаете! Да я так была наказана за этого несчастного ребенка, словно дюжину детей народила!

— Вот как! Значит, это случилось не теперь!

— Не теперь? Почти восемь лет назад.

— И все эти годы вы вели жизнь порядочной женщины?

— Да, уж я полагаю, что так.

— В таком случае, если…

— Не хочу я никаких «если». Если я недостаточно хороша для вас, ступайте, возьмите себе ту, что лучше. А я наслушалась проповедей. Хватит с меня!

— Я не собирался читать вам проповедь. Я знаю, что путь женщины еще более тернист, чем наш. Не каждая женщина виновата в том, что она пала, но мужчина всегда виноват. Мужчина всегда может уйти от соблазна.

— Да, только нет такого мужчины, который бы ушел.

— Нет, Эстер, не все такие.

Эстер поглядела на него в упор.

— Я понимаю, что вы хотите спросить, Эстер, но про себя я могу сказать честно, что со мной ничего такого никогда не было.

Такое целомудрие не возвысило его в глазах Эстер, а его холодный, звонкий голос внезапно вызвал в ней раздражение.

— Но это не дает мне права строго судить тех, чья жизнь сложилась не так счастливо, как моя. У меня и в мыслях не было упрекать вас, Эстер. Я сожалею только об одном — что вы не рассказали мне все это раньше, до того как я повел вас на молитвенное собрание.

— Ах, так! Вы, значит, стыдитесь меня? Ну, и держите свой стыд при себе…

— Нет, нет, совсем не то, Эстер…

— Вам надо было, чтобы я там не знала, куда глаза девать от стыда, словно я еще мало всего натерпелась!

— Нет, Эстер, выслушайте меня. Тот, кто нарушает нравственный закон, не должен преклонять колена вместе со всеми, пока не раскается, но тот, кто истинно верует, что господь пострадал на кресте за грехи наши, будет прощен, а я полагаю, что вы веруете.

— Да, я верую.