Естественные эксперименты в истории

Если вы строите оценки, используя не только информацию об этнической принадлежности, но и детальные данные о продажах и перевозках, то это поможет вам свести к минимуму погрешность измерений (поскольку информация об этнической принадлежности имеется не для всего массива вывезенных из Африки рабов). Поскольку мы используем этническую информацию исключительно для того, чтобы разделить рабов на выходцев из прибрежных стран и из всех прочих, то недостаточная репрезентативность не должна повлечь ошибок в расчетах — разве что мы по какой-то причине недостаточно (или чрезмерно) подробно составим выборку для «внутренних» или «прибрежных» этнических групп (опасность данного искажения подробно разбирается ниже).

Источником многих потенциальных ошибок в расчетах может стать процесс оценки общего масштабов экспорта рабов. Одна из таких опасностей — возможные неточности в исторических документах, фиксирующих этническую принадлежность африканцев. С другой стороны, весьма вероятно, что эти документы составлялись с разумной степенью тщательности: поскольку юридически рабы считались собственностью, то у покупателя или продавца были все основания постараться как можно более точно определить место рождения или «национальность» раба[242]. Это было тем более важно для рабовладельца, что навыки и умения рабов варьировались в зависимости от их этнического происхождения; также предполагалось, что разное происхождение означает разницу в физической силе, степени склонности к суициду или к бунту[243]. Вот что Мануэль Морено Фрагиналс пишет о важности этнической принадлежности невольника для хозяина и о том, с какой тщательностью эта информация выяснялась и документировалась:

В течение XVIII и XIX веков работорговля была самой мощной индустрией мира с точки зрения объема капиталовложений. И бизнес такого масштаба не стал бы настаивать на каких-либо схемах классификации, если бы очень точное маркирование товара, выставленного на продажу, не имело важного практического значения[244].

Существовало много способов определить, к какому народу или «национальности» принадлежит раб. Прежде всего надо было спросить, как его зовут. Невольнику порой давали христианское имя и фамилию, указывавшие на его этническое происхождение[245]. Также этнос раба часто можно было определить по характерным для определенного народа знакам, таким как порезы, шрамы, прически и опиленные зубы[246].

Очень важно понять, обладали ли европейцы достаточными знаниями и возможностями для того, чтобы верно определить истинную этническую принадлежность африканцев. Эта проблема послужила отправной точкой серьезной дискуссии о создании искусственных этнических обозначений в процессе работорговли. Ряд исследований доказывает, что термин «игбо» не использовался как самоназвание жителями внутренних областей региона Биафра, а был изобретен европейцами[247]. В других работах, однако, утверждается, что «игбо» — это исконный термин, верно отражающий коллективную самоидентификацию[248]. Хотя этот вопрос сам по себе очень важен, для используемой нам процедуры реконструкции данных «искусственность» или «истинность» этнических обозначений нерелевантна. Поскольку зафиксированные в документах этнические данные используются нами только для привязки жертв работорговли к той или иной географической точке, происхождение используемых терминов не оказывает влияния на результат. Является ли термин «игбо» искусственным конструктом, придуманным европейцами, или реальным словом, с помощью которого африканцы определяли свою этническую принадлежность, — реконструированные объемы экспорта рабов от этого не меняются. Важно лишь то, что термин «игбо» относится к рабам, происходившим из области Биафра, которая сегодня является частью Нигерии.

Наиболее значительная погрешность измерения, скорее всего, связана с тем, что в документах фигурируют лишь рабы, которые выжили в ходе их транспортировки из Африки. Это искажает выборку, уменьшая в ней число тех, кто происходил из самых удаленных от моря частей континента. Причина в том, что чем дальше от побережья находилась родина раба, тем дольше длилось его путешествие и тем больше была вероятность, что он погибнет в пути. Поскольку показатели смертности в период работорговли были весьма высоки, такая погрешность может оказать серьезное влияние на результат вычислений. Оценки показателей смертности у рабов трансатлантического маршрута варьировались от 7 до 20 % (в зависимости от конкретного временно́го периода и от длины путешествия)[249]. Данные о смертности во время перехода из глубины континента к побережью менее точны, но она, по разным оценкам, составляла от 10 до 50 %[250].