— Не забуду. Ты действительно сказал лишнее, потому что неправильно все понял, — раздраженно сказала я, запоздало узнав в брошенных им словах непристойный подтекст. — Я не делала ничего из того, о чем ты подумал. И, по правде, я вообще никогда не делала этого. Ни по расчету, ни как-либо еще, — я нахмурилась, уязвленная его словами, вынужденная объяснять такие постыдные вещи.
— Нет? — удивился он. — Как ты тогда зарабатывала? Хотя нет. Можешь не объяснять. Раз ты собираешься скоро уйти, узнавать друг о друге больше — пустая трата времени.
— Довольно грубо.
Адаже пожал плечами.
— Хватит того, что я ошибся на твой счет и надумал лишнего. Извини за резкие слова. Меня сбили с толку отметины на твоем теле, — сказал мужчина, отвернувшись от меня.
Странно, его тон не меняется почти никогда, даже сейчас, когда он извиняется. Я с удивлением заметила, что меня начинает раздражать его равнодушие. Очень удобная позиция.
— Из-за них ты решил, что я торговала телом, — прозрела я. — А сейчас подумал, что покупателем был командир.
Адаже кивнул.
Это открытие больно кольнуло мою гордость. Мы не так близки, чтобы беспокоиться о его мнении, но все же я не смогла избавиться от явного чувства омерзения, что испытала к Адаже, так низко опустившего меня в своих глазах.
Он посмотрел на меня нечитаемым взглядом, забрал пустые тарелки и направился к бочке.
Я следила за его движениями и обдумывала, как со стороны выглядит вся эта ситуация. Другие тоже подумали, что я отдала себя за шанс вернуться наверх? Сэр Инес и Финн считают так же? И остальные, кто узнает об этом случае. Наверное, все это выглядело действительно невероятно, учитывая характер Заксена. Я не была готова к такой неприглядной пошлости, что просматривалась в контексте его поступка. Я уже давно поняла, что правда не имеет значения, пока большинство считает по-своему. Хорошо, что я не успела сказать никому, кроме Адаже. Хотя не говорила бы и ему, если бы только могла предположить, что он истолкует новость подобным образом. Мне стало ужасно обидно за то, какой дешевой и пустой он увидел меня в этот момент.
— Приду к обеду, — сухо сказала я, взяла со стола список и деньги и вышла на улицу.
Сбегать вот так слишком по-детски. Но сейчас его взгляд действует на меня удушающе, не хочу терпеть это. У меня есть дела в центре на сегодня, я в праве прикрыться ими, чтобы позже не отчитываться перед Адаже за свой уход.
Мерзко. Мерзко до тошноты. Я уже знаю, что многие в убежище продают себя. Знаю. Но средства к существованию — не то же самое, что симпатия командира. Желание выжить не равняется тяге жить сладко за счет связей. Я слышала ту нотку презрения, что скользнула на секунду в его голосе при тех омерзительных вопросах. Я впервые столкнулась с подобным отношением со стороны союзника. Значит, вот, как выглядят со стороны хорошие отношения с Заксеном.
Наверное, я должна быть рада, что хотя бы сейчас начала понимать это. Что бы я о себе ни думала, на самом деле все-таки постепенно училась толковать мимолетные знаки, что тут и там сквозили из уст людей вокруг. Начиная от Гончих, что под различными невинными предлогами настаивали на грязных вещах, заканчивая лавочницами, что в моем присутствии неустанно намекали Адаже на постель. Я теперь понимаю все это. Я взрослею. Стремительно, неожиданно быстро и резко мне довелось узнать множество шокирующих вещей, о которых я раньше и не думала. Я единственная такая глупая, недогадливая? Или все прошли через подобное? Боль и кровь, похоть и грязь, что окружают меня со всех сторон, и перекрывающие все остальное яркие светлые чувства к одному единственному? Здесь происходит слишком многое.
Я остановилась на краю улицы. На душе было мерзко. До того гадко, что хотелось зарыться под землю, лишь бы не чувствовать на себе грязный липкий след от слов Адаже. Я даже пожалела, что так поспешно оставила свой дом, мне некуда вернуться сейчас, когда совершенно не хочется идти обратно к лекарю. Я замотала головой: «Нет. Моя обида не стоит чьего-то шанса на кров». Мне стоило признать, что рано или поздно придется вернуться к медику. И еще важнее то, что настоящие проблемы начнутся в том случае, если Адаже не захочет пускать меня по каким-то своим соображениям. Сейчас я завишу от него, нравится мне это или нет. И я сама на это подписалась.
Я вздохнула, прижавшись спиной к стене дома, у которого остановилась. Руки непроизвольно сжались в кулак, челюсть напряглась и сжималась так сильно, что зубы больно заныли в лунках. Я зла. И еще больше закипаю от того, что не могу выплеснуть эти эмоции разом. Замахнуться, ударить, закричать… Нет. Снова подавить, заглушить, переболеть. Мне негде скрыться, негде отдаться эмоциям. Я вжалась в ледяную стену сильнее, лишь бы не сорваться, не совершить что-нибудь, о чем я потом пожалею. Просто перетерпеть…