Естественный ход событий (СИ)

— Но, мамочка, тебе же больно! Покажи ему, дядя доктор хороший! — большие грустные глаза сына не оставили ее равнодушной, Лайна неуверенно кивнула и подошла к Адаже.

— Покажите сами, — строго сказал медик.

Женщина тихонько всхлипнула и подняла платье. Края раны были рваными и багровыми от засохшей невымытой крови, она блестела от гноя и источала неприятный запах, который не был так заметен раньше, запрятанный многослойной юбкой и ядреным запахом мази, что медик накладывал на повязку Нирона. По лицу Адаже на секунду скользнула злость, но он быстро подавил ее и сказал ровным голосом:

— Она инфицирована. Вам стоило показать раньше, она прошла бы гораздо легче и менее болезненно. К тому же намного дешевле, если это вас беспокоило больше всего. Сядьте сюда.

Он указал на место рядом с ребенком, Лайна грустно кивнула и повиновалась.

— Почему вы так затянули? — спросила я, расстроенная этим зрелищем.

— Мамочка боялась жаловаться при бабушке, — грустно сказал Нирон. — Да, мам?

— Что? Почему?

— Потому что бабушка не любит, когда мы жалуемся, — невинно сказал мальчик.

— Но здесь только мы, тут нет никакой бабушки.

— Мама не верит, — пожал плечами мальчик. — Она говорит, что бабушка все видит и потом кричит на нее, если мама грустит. А потом берет нож и машет им. Это я сам видел. Вот так! — он хотел было замахнуться и показать, но, видимо, рана дала о себе знать, и мальчик быстро успокоился.

— Так тебя ранила бабушка, а не Гончая? — удивленно спросила я.

— Ага, — кивнул он. — Было страшно. И больно. Но теперь все хорошо, бабушка больше не вернется. Дядя Гончая уложил ее спать, — как ни в чем не бывало сказал Нирон.

— Шшшш, — зашипела на него мать, полностью игнорируя манипуляции Адаже, что старательно вычищал ее ужасную рану. Она будто вовсе не чувствовала, что медик делает нечто ужасно болезненное.

Я ошарашенно смотрела на них двоих, пытаясь собрать картину воедино. Понимает ли Нирон то, что говорит на самом деле? Он понял, что его чуть не убили? Понял, что и сам радуется убийству? А что Лайна? Если она родилась в убежище, значит, всю жизнь терпела нападки сумасшедшей бабки. Тогда именно это затуманило ее рассудок?

— Зато теперь мы живем только вдвоем, — не унимался Нирон. — И мамочка больше улыбается.

Я не знала, что ответить. Меня поразило, как жестоко жизнь обошлась с этими людьми. Замученная матерью и голодом женщина и ее сын, в память которого буквально вырезаны кровавые воспоминания, а в судьбу вплетена нить жизни едва разумной матери. Он будет расти, постепенно все больше набираясь понимания ситуации, капля за каплей теряя живость и беспричинную радость, что сейчас переполняют его. Если и это тоже не результат действий полоумной старухи.

— На этом все, — сказал Адаже, закрепив повязку. — Ваша рана требует еще больше внимания, чем Нирона. Обязательно приходите завтра.

Лайна кивнула и спустилась на пол. Сын последовал за ней и ждал, пока Адаже даст обещанные повязки и лекарство. Лекарь колебался мгновение и покачал головой:

— Приходите завтра. Я должен понаблюдать за вами.

— Н-н-но… — Лайна хотела запротестовать, но быстро остановилась. — Хорошо. До завтра.

— До свидания! — радостно попрощался Нирон и потянул Лайну к выходу, щебеча ей детские глупости.

Я стояла как вкопанная, чувствуя тошнотворный ком в районе желудка.

— Ты и к этому привык? — глухо спросила я Адаже, когда входная дверь захлопнулась за посетителями.

— К этому, и хуже. К разному, — коротко ответил мужчина.

Мне хотелось забыть о том, что я услышала и узнала. Жить в неведении куда проще, сейчас я убедилась в этом. Ни страшных образов, ни мыслей, ни страхов, ни бесполезного мешающего беспокойства за чужую жизнь. Без всего этого легче. Я не хочу больше узнавать подобного, потому что совершенно бессильна. Как бы мне ни хотелось помочь им, я ничего не могу. Совсем ничего.

— Не думай, — строго сказал Адаже, положив книгу мне на голову. — Мне не нужен в доме второй я. Сложно ужиться.

— Ты признаешь это, — грустно усмехнулась я.

— Делаю вид, — с легкой улыбкой сказал Адаже. — Я буду убирать.

Я кивнула и ушла на улицу, привычно вернувшись в огород. Пока я старательно вкапывала сорняки, все никак не могла выбросить эту ситуацию из головы. Адаже говорит мне отпускать мысли. Наверное, и самому очень легко сойти с ума, пропуская через себя судьбу каждого несчастного. Интересно, что сказал бы Заксен? Он тоже знал о подобном? Нет, наверняка, знал о вещах куда более страшных, но, как и Адаже, предпочел принимать это как должное, не вникая с головой, не переживая боль каждого как свою. Или и вовсе думал совершенно не так, по-своему. И пока что я просто не могу представить, что это за мышление, при котором можно спокойно спать по ночам, зная обо всех кошмарах этого жестокого мира. Хотела бы я спросить, как мне справляться с подобным. Но на примере Заксена и Адаже казалось, что единственный способ — избавиться от чувств. Я пока на такое не способна. Все что могу я — переболеть. Со временем станет легче.

…