Эстетика эпохи «надлома империй». Самоидентификация versus манипулирование сознанием

Такой взгляд на природу искусства правомерен, но, по мнению ряда современных учёных, он должен быть освобождён от упрощений и односторонностей, приобретших форму стереотипа. Таким стереотипом стало, считает психолог Д. А. Леонтьев, абстрактное противопоставление двух человеческих способностей – чувства (аффекта) и интеллекта, взятых как самостоятельные сущности, вне отношения к их единому субъекту-носителю – личности. Как следствие, возник соблазн отождествить мир эмоционального освоения действительности с искусством, а мир интеллектуальных открытий – с наукой. Но это умозаключение ошибочное. В действительности задача оценки любого элемента восприятия и сознания, определения его места в ценностной иерархии личности решается с участием как эмоций, так и интеллекта. Первичным и главным результатом этой процедуры является личностный смысл — смысл реального или воображаемого элемента, события и т. п. Эмоция есть коррелят личностного смысла. Она уступает ему в полноте и глубине оценки, но превосходит в яркости «сигнализации», «презентации», «привлекая к нему внимание и ставя задачу на его содержательное раскрытие»[370].

Таким образом, связь эмоциональных процессов и интеллектуальной деятельности опосредована в искусстве смысловой сферой личности. Кроме того, многие авторитетные исследователи указывают на связь художественных эмоций с базисной творческой способностью человека – воображением.

Рассмотрение искусства в коммуникативном аспекте выявляет дополнительные, новые моменты его специфики.

Любое выражаемое художником содержание объективируется теми или иными материальными средствами и изначально предназначено для передачи «адресату», субъекту восприятия. Этот процесс можно назвать художественной коммуникацией. И здесь мы вновь сталкиваемся с фундаментальной для искусства оппозицией: «утилитарное – над– или сверхутилитарное».

Практическая жизнь человека вмещает в себя целый ряд каналов передачи утилитарной информации – словесный, графический, звуковой и т. д. На определённой ступени культурного развития эти каналы оказываются способными передавать и неутилитарное содержание, более сложно организованное, духовно-выразительное. В коммуникативном плане искусство, следовательно, можно рассматривать как некий «вторичный язык», или «вторичную моделирующую систему». Именно так характеризует его известный теоретик литературы, искусства и культуры Ю. М. Лотман. Под вторичными моделирующими системами он понимает «коммуникационные структуры, надстраивающиеся над естественно-языковым уровнем…»[371].

Из этого положения вытекает ряд следствий. Во-первых, полиморфности искусства, его дифференциация на ряд относительно самостоятельных видов – соответственно многообразию каналов передачи информации и используемых при этом материальноязыковых средств. (Таких, как литература, живопись, музыка, архитектура, театр, кино и др.). Во-вторых, вытекает факт использования в художественной коммуникации знаковых средств, что позволяет изучать искусство с использованием аппарата семиотики (или семиологии) – науки о знаковых системах как средствах коммуникации. При этом следует иметь в виду, что, хотя «вторичные моделирующие системы (как и все семиотические системы) строятся по типу языка… это не означает, что они воспроизводят все стороны естественных языков»[372]. Художественные знаки – особо сложные, «многоэтажные» (иерархически организованные) и не достигающие той регулярности, которая присуща естественным языкам. Кроме того, некоторые учёные, например, чешский теоретик искусства Ян Мукаржовский, отстаивают ту точку зрения, что знаковость в искусстве, связанная с опосредованностью и определённостью сообщаемого смысла («преднамеренное»), находит своё дополнение в одновременном переживании непосредственной, «вещной» стороны произведения, как части самой неосмысленной реальности («непреднамеренное»)[373]. В-третьих, тезис об искусстве как вторичной моделирующей системе (системах) находит своё продолжение в разграничении вербального (словесного) и невербальных способов коммуникации[374]. В многообразии видов искусства последние играют особенно значительную роль.

Современная философско-эстетическая мысль преодолевает укоренившееся, но ошибочное представление о «монологизме», или однонаправленности, художественной коммуникации (от автора к реципиенту). Место этих устаревших представлений занимают «диалогические модели». Наиболее известная из них связана с именем М. М. Бахтина. Бахтинская диалогическая модель учитывает творческую процессуальность смыслопорождения, участие в этом процессе двух различающихся личностных сознаний, а в историческом плане – двух «диахронных» (разновременных) культур[375].