Эстетика эпохи «надлома империй». Самоидентификация versus манипулирование сознанием

В результате гносеологического анализа творений искусства выясняется, что познание в искусстве – особого рода. Хотя оно включает в себя и абстрагирование, и обобщение, и знаковость, и другие аналогичные процедуры и признаки, всё же оно никогда не достигает, как в науке, уровня чистой понятийности. Абстрактное здесь неотделимо от чувственно-конкретного, единичное от общего, интеллектуальное от эмоционального. Собственно познавательный момент вплавлен в искусстве в общее человеческое мироотношение, в целостное переживание мира (и, вместе с тем, его духовное преобразование). На роль специфической для искусства единицы сознания, мышления претендуют «художественный образ», «эстетическая идея» (Кант), «архетип» (Юнг) и т. п., но никак не понятие.

Принятый в науке критерий истинности – в искусстве не действует, ибо продукты творческой фантазии есть сплав воспринятого и вымышленного, реального и только возможного[368]. Мера соотнесённости художественной модели отношения человека к миру с объективной реальностью устанавливается здесь гораздо более сложным, опосредованным путём.

Вместе с тем, закреплять навсегда за искусством статус всего лишь вымысла, оппозиционного реальности, было бы неверно. Мир искусства не только отражает действительность, но и непосредственно смыкается с нею. Гносеологический аспект проблемы тесно связан с онтологическим, бытийным. Искусство укоренено в бытии уже через субъектов творчества и восприятия, затем – всем своим содержанием, а его произведения становятся частью реальности, хотя и частью специфической.

Чрезвычайно важен в искусстве аспект аксиологический (ценностный). Ценностное отношение человека к миру, говоря вообще, существенно отличается от отношения познавательного. Цель этого последнего – объективная истина, постижение сущности предмета; доля же субъективного фактора должна быть ради этого либо полностью исключена, либо сведена к минимуму. В ценностном отношении роль субъекта восстанавливается, возрождается. Оценка производится здесь по критерию, обусловленному природой и позицией социального субъекта: его потребностями, целями, идеалами, нормами поведения и деятельности. Искусство утверждает определённые ценности и производит оценку всех явлений, исходя именно из них. Соотношение объективного и субъективного полюсов в ценностном аспекте более равновесное, чем в познавательном. Можно сказать, что ценностное (аксиологическое) отношение преодолевает, исправляет односторонность чисто познавательного (гносеологического) отношения.

К категории «ценностных форм сознания» обычно относят, помимо искусства, также нравственность и религию. В связи с этим исходный кардинальный вопрос о специфике искусства встаёт в новом обличье и с новой остротой. В чём, в таком случае, состоит своеобразие художественных ценностей, утверждаемых искусством? (Иногда при этом эпитет «художественный» заменяют эпитетом «эстетический»). Чем эстетические ценности отличаются от этических, религиозных?

Решать этот вопрос во всей его полноте и глубине следует в другом месте, он заслуживает специального рассмотрения. Мы ограничимся указанием лишь на один, но существенный момент темы: органическую связь ценностного аспекта искусства с эмоциональной сферой душевной жизни человека.

Эмоции представляют собой «отношенческую» сторону художественно-творческого процесса, характерную для искусства форму оценки феноменов. Оценки нерефлексивной и, вместе с тем, проникающей до самых глубин бытия. Ничто в искусстве не остаётся вне оценки со стороны творящего и воспринимающего субъектов. Соответственно, эмоциями в искусстве пронизано всё: мотивы творческого субъекта, процесс творчества, содержание произведения искусства, перцептивная деятельность. Ценности – высшие критерии этих оценок. «Нет познавательного акта, – напоминает русский философ С. А. Левицкий, ученик Н. О. Лосского, – к которому бы не был примешан эмоциональный «подтекст» и который не сопровождался бы каким-нибудь желанием… Но… собственная область познания есть мир «предметов», собственная область желаний есть мир «целей» и собственная область эмоций есть мир ценностей»[369]. В этом смысле правомерно было бы сказать, что эмоциональная насыщенность искусства есть своеобразная, конкретизированная и развёрнутая «художественная аксиология». Отсюда понятна давняя традиция объяснения специфики искусства, исходя из его эмоциональности.