В процессе художественного творчества, в состоянии вдохновения общие и специфические способности художника находятся в диалектическом взаимодействии, причем побудительным стимулом к художественному творчеству является не пустая прихоть или намерение творить, а «истинное вдохновение возникает поэтому при наличии какого-нибудь определенного содержания, которым овладевает фантазия, чтобы дать ему художественное выражение, и вдохновение есть само это состояние деятельного формирования как в субъективном внутреннем мире, так и в объективном выполнении художественного произведения»[75]
.Выдвижение на первый план содержательности как истинной причины художественного творчества, подчеркивание ведущей роли сознательных усилий в творческом процессе являются большой заслугой Гегеля.
В определении роли и функции искусства в эстетике Гегеля отразилось и отрицательное влияние на пего современного ему общества. Философ считал, что в современном ему искусстве в основном смягчается противоречие между человеком и обществом, между тем как, по его мнению, «истинной задачей искусства является осознанно высших интересов духа»[76]
и воплощение их в прекрасных образах. Но подобное состояние было характерно, по Гегелю, для искусства прошлого, в эпоху античности. XIX же век, по его утверждению, это «время страстей и эгоистических интересов», «запутанное состояние гражданской и политической жизни», когда «ум человека поставлен на службу этим тяжелым условиям и мелким интересам дня», а «сам интеллект всецело предался наукам, полезным лишь для достижения подобного рода практических целей»[77]. В результате искусство лишено той важной и серьезной роли, которую оно играло в эпоху античности и во времена позднего средневековья. «Поэтому, — заключал Гегель, — наше время по своему общему состоянию неблагоприятно для искусства»[78].В условиях тотальной несвободы индивидов в системе буржуазного государства при господстве в нем прозаического утилитаризма в общественной жизни «искусство, — по мнению философа, — смягчает серьезность обстоятельства и сложный ход действительной жизни, оно разгоняет скуку наших праздных часов…»[79]
.Таким образом, многие представители немецкого классического идеализма в той или иной форме зафиксировали враждебность буржуазного общества гармоническому развитию человека, обосновали функцию искусства как средства разрешения противоречий между буржуазной реальностью и потребностями человека в свободной, гармонической деятельности.
Эта явно утопическая надежда на искусство положила начало одной из характерных тенденций для всей последующей буржуазной эстетики — преувеличению роли искусства в жизни общества и принижению науки и сознания вообще, что, как правило, сопровождалось стремлением к изоляции эстетической деятельности, к изоляции искусства от других форм общественного сознания — политики, морали и науки.
Последующее развитие эстетики в условиях нарастания социальных и политических противоречий капиталистического общества привело буржуазных идеологов к отказу от достижений философии прошлого, особенно от ее элементов материализма и диалектики. Это проявилось в игнорировании социальной обусловленности искусства, в принижении роли сознания и непомерном преувеличении врожденных способностей художника и неосознаваемого в творческом процессе.
Особенно это характерно для А. Шопенгауэра (1788–1860), философия которого является как бы переходным этапом от классической к современной буржуазной философии. Шопенгауэр был одним из первых, кто положил начало биологизации и психологизации всех социальных отношений в обществе. По его концепции, все явления природы и общества есть проявление некой мировой воли. Эта воля «сама по себе бессознательна и представляет собой лишь слепой, неудержимый порыв, — такой она проявляется еще в неорганической и растительной природе и ее законах, как и в растительной части нашей собственной жизни»[80]
. В человеке воля проявляется в виде стихийных (например, полового) влечений, независимых от сознания.Шопенгауэр, несомненно под влиянием Канта (которого в отличие от других своих предшественников, например Гегеля, высоко чтил), считал, что эстетическое отношение человека к действительности возникает при его освобождении от личных желаний, от воли, представляющей выражение коренных, в том числе и биологических, влечений. Поэтому для него «проблема метафизики прекрасного может быть выражена очень просто, именно: как возможны удовольствия и радость от предмета без какого-либо отношения к нашему хотению»[81]
.