Эстетика Канта

Этой линии в эстетике противостоит и с ней полемизирует другая тенденция, выражающая заинтересованное отношение к искусству как к средству, призванному выполнять различные полезные функции в обществе, вплоть до разрешения многих его противоречий.

Рассмотрим взгляды некоторых представителей той и другой линии в буржуазной эстетике.

Особенно большое влияние на буржуазную эстетику оказало и оказывает определение Кантом эстетического чувства как «незаинтересованного удовольствия», «целесообразного без цели», а также его стремление обосновать на этой основе специфику искусства, для которого характерна свободная, гармоническая деятельность способностей субъекта.

«Только у Канта мы находим разработанный в деталях довод о том, что область эстетического отличается от области морали, полезности и науки потому, что эстетическое состояние ума глубоко отличается от восприятия, дающего удовольствие, от полезного, доброго и от истины. Кант сформулировал знаменитый тезис, согласно которому эстетическая реакция составляет незаинтересованное удовольствие»[86], — пишет один из современных буржуазных исследователей Канта Р. Вэллек. Он справедливо считает, что многие моменты и положения эстетики Канта впервые были сформулированы еще до пего. «Но у Канта, — пишет Вэллек, — впервые аргументы были систематически применены для защиты эстетической сферы от различных сторон: против сенсуализма и сведения искусства к удовольствию, против эмоционализма и точки зрения на искусство как на стимул или эмоцию, против морализма столетней давности, который сводит искусство к форме полезного, и против интеллектуализма, который видит в искусстве только низший, более доступный путь познания, второго сорта (как менее систематическую) философию»[87].

На основе всего этого Вэллек приходит к выводу, что Кант, а не кто иной является основателем современной эстетики, ибо он сформулировал ее центральные проблемы, а именно вопрос о специфике искусства, о соотношении объективного и субъективного в эстетическом суждении, о соотношении искусства и природы, о соотношении общего и частного в искусстве и, наконец, о соотношении в нем эстетического и этического.

Более того, Вэллек считает, что «всю всеобщую историю эстетики после Канта можно рассматривать как серию дискуссий, отвержения и развития кантовской мысли»[88].

В этом, разумеется, есть некоторое преувеличение, но в действительности почти каждый сколько-нибудь крупный эстетик так или иначе испытал — в позитивном или негативном смысле — влияние основоположника классической немецкой эстетики.

Несомненно влияние Канта, например, на Бенедетто Кроче (1866–1952), одного из крупнейших буржуазных эстетиков. Кроче считал, что эстетика Канта является отправным пунктом развития многих направлений в буржуазной эстетике, в том числе и его собственной эстетической теории. По мнению Г. П. Предвечного, кантанство сквозит чуть ли не во всех основных положениях эстетики Кроче. И действительно, подобно Канту, итальянский эстетик утверждает, что «эстетический факт представляет собой… форму, и только форму»[89]. Вслед за Кантом Кроче выступает против выполнения искусством какой-либо лежащей вне его «чистой имманентности» цели, а именно против познавательной и идеологической функции искусства. По его мнению, «абсурдно… старание отыскать цель искусства» [90], ибо «искусство так же независимо от полезного или морали, как и от науки»[91]. Цель же искусства, по Кроче, сводится к выражению в нем лишь чисто субъективной «лирической интуиции» художника.

Лишение искусства содержательности и гипертрофированное выпячивание его формы — характерная черта в современной буржуазной эстетике. Многие ее представители при этом апеллировали к тенденциозно и односторонне понимаемой эстетике Канта.

По мнению В. Ф. Асмуса, «именно на нее опирались впоследствии теоретики и эстетики формалистического направления. К Канту восходит эстетический формализм Герберта, ученика Герберта — Роберта Циммермана и ученика Циммермана — немецкого музыковеда Эдуарда Ганслика. От Канта же в конечном счете ведут свое происхождение формалистические теории эстетиков-неокантианцев — Германа Когена, Бродера Христиансена, Йонаса Кона»[92].