Обрисовывая эстетику реального человеческого бытия М.К. схватывает узловые места (топосы), пытаясь постичь красоту свершающихся в них событий. Поэтому, в его эстетике осмыслены эстетические свойства, скажем, пространства понимания и пространства страдания. Так в пространстве страдания мы вдруг сталкиваемся с тяжелой точкой, благодаря которой и можем увидеть себя. Сопоставляя дурную бесконечность страдания “с бесконечностью описания и с таким бегом в дурную бесконечность”, философ вводит аксиому: “В жизни нет, не существует того, что можно обозначить выражением — “и так далее”, так как “в человеческой жизни мы решаем бесконечные задачи, задачи понимания и этики и когда мы вынуждены поступать”. Если оно есть в научном описании, то его нет и в произведении искусства. Только чувство удовлетворения и понимания того, что мы совершили поступок и есть “токи убедительности”, которые могут прервать наш бег бесконечного описания.
Можно было бы отследить еще и другие важные моменты оригинальной эстетики М.Мамардашвили, его анализ “истерики возможности идеального”, извечного стремления человека обрести божественный дар “увидеть небо в чашечке цветка” (одно во многом или разное в разном), его мета-эстетику языка. На все это читатель уже, вероятно, обратил внимание. Я же надеюсь, что читатель увидел, как М.К. доказал и показал, что вся философия эстетична, поскольку имеет дело с невидимым, которые мы должны почувствовать сознанием. И в своем курсе бесед научил тому, что в бесконечности понимания важно обнаружить, установить, сотворить “магическую точку сцены” жизни, когда из бесконечного повтора жизнедеяний образуется — событие. И это основное для сотворения себя, поскольку жизнь есть живая форма мысли.