Читаем Эстетика пространства полностью

Старые вещи – это вещи очеловеченные, одушевленные, надежные. Когда человек живет бок о бок с вещами многие годы, они превращаются в компанию старых друзей. А со старыми друзьями (как и со старыми вещами) мы чувствует себя спокойно и уверенно. Они, как наши близкие: как жена и дети, родители и друзья. Но если люди не становятся близкими в один день, то и домашние вещи становятся своими не сразу. Для создания атмосферы уюта важна мера врастания домашних вещей в жизнь конкретного человека, и чем она больше – тем выше эстетический потенциал интерьера. Чем дольше вещь находится рядом с вами, у вас под рукой, чем чаще вы ей пользуетесь, тем больше она очеловечивается. Перефразируя известную поговорку о «старом друге», можно сказать, что «старая вещь – лучше новых двух». «Лучше» не в смысле удобств, которые она предоставляет нам, и даже не с точки зрения ее способности доставлять эстетическое удовольствие своей формой (новая вещь может быть красивее старой), а с точки зрения ее способности содействовать уютному расположению[202].

Говоря о материалах, способствующих уюту, стоит упомянуть и о том, что вещи из натуральных материалов предпочтительнее вещей, изготовленных из материалов искусственных, особенно если у последних гладкая поверхность, способная отражать свет (зеркальные поверхности, хромированный металл, металлизированный пластик и т. д.). Изделия из натуральных материалов отсылают к природе как материнскому началу и воспринимаются как близкие нам «по естеству» (как самобытные). То, что дано природой или сделано вручную, не знает повторов: в каждом экземпляре рода всегда можно обнаружить отклонения от воображаемого образца и от другого экземпляра.

Предметы из натуральных материалов (дерево, камень) и материалов, которые не маскируют (под краской, пленкой, бумагой) своего первородного образа (кованый металл, чугунное литье, бумага и фарфор, керамика и т. и.), также годятся для создания уютной атмосферы. Предметы, сделанные из синтетических материалов, ей, напротив, могут препятствовать. Последнее нуждается в пояснении. Недостаток человеческого тепла в вещах серийного производства и в отделочных материалах, изобретенных человеком за последнее столетие, можно объяснить их сравнительной новизной, непривычностью, а уют ориентирован на привычное, хорошо знакомое, следовательно, надежное. Но синтетические материалы не просто новы, они нередко (и об этом наш современник хорошо осведомлен через СМИ) вредны для здоровья (выделяют опасные для здоровья химические вещества, затрудняют обмен воздуха, как пластиковые окна, и т. д.) и даже опасны (легко воспламеняются и выделяют опасные вещества). Понятно, что материалы, угрожающие здоровью и жизни, если человеку известно об исходящей от них опасности, уюту не способствуют. В данном случае не облик вещи и ее фактура, а господствующие в обществе «мнения» препятствуют тому, чтобы новые материалы вошли в перечень преэстетически уютных.

Синтетическая пленка, линолеум, ламинат, пластиковые панели могут с большим или меньшим успехом имитировать дерево, камень, керамическую плитку, ткань. Они выдают себя «за кого-то другого». Однако имитация дерева, камня, металла, ткани, если только она опознана (а пластик, симулирующий традиционные материалы, когда-нибудь да обнаружит свое отличие от того, что он изображает), непроизвольно заставляет нас насторожиться: подделка – это обман, а с тем, что обманывает, нужно держать ухо востро. Материалы, имитирующие «природу», вызывают бессознательный страх перед вещами-оборотнями (перед волшебством, превращающим одно в другое). Особенно неприятное впечатление материалы-имитаторы производят по мере их старения (здесь ситуация прямо противоположна старению вещей, «которые ни за кого себя не выдают»), поскольку с возрастом их «претензия» быть камнем, быть деревом и т. д. обнажается, становится явной. Царапины, вмятины, пятна, сколы обнажают их пластиковое «нутро». Вещи из материалов-притворщиков создают атмосферу отчужденности. Отсюда понятно стремление людей окружить себя вещами из натуральных или искусственных, но давно ставших привычными материалов, которые ничего из себя не изображают, а попросту есть как изделия из стекла, металла, бумаги, ткани, керамики, камня, etc.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Сочинения
Сочинения

Порфирий — древнегреческий философ, представитель неоплатонизма. Ученик Плотина, издавший его сочинения, автор жизнеописания Плотина.Мы рады представить читателю самый значительный корпус сочинений Порфирия на русском языке. Выбор публикуемых здесь произведений обусловливался не в последнюю очередь мерой малодоступности их для русского читателя; поэтому в том не вошли, например, многократно издававшиеся: Жизнь Пифагора, Жизнь Плотина и О пещере нимф. Для самостоятельного издания мы оставили также логические трактаты Порфирия, требующие отдельного, весьма пространного комментария, неуместного в этом посвященном этико-теологическим и психологическим проблемам томе. В основу нашей книги положено французское издание Э. Лассэ (Париж, 1982).В Приложении даю две статьи больших немецких ученых (в переводе В. М. Линейкина), которые помогут читателю сориентироваться в круге освещаемых Порфирием вопросов.

Порфирий

Философия