Читаем Эстетика пространства полностью

Преэстетические условия уютного. Попытаемся охарактеризовать, хотя бы кратко, преэстетические условия, которые делают встречу с уютом не только возможной, но и вероятной[199]. Сначала скажем несколько слов о предпосылках уютного расположения на стороне субъекта.

В отрицательном плане эти условия состоят в том, что встреча с ним не может состояться, если человек уже находится под властью какого-то сильного чувства или если он погружен в размышления. Встреча с уютом предполагает готовность к восприятию того, что находится рядом, способность расслышать исполняемую местом «мелодию». Восприимчивость к уюту предполагает свободу от озабоченности и открытость миру.

Но этого мало, поскольку восприимчивость к уюту предполагает сформированную культурой и актуализированную в персональным опыте способность откликаться на позывные, передаваемые интерьером как пространством, удовлетворяющим потребность частного лица в своем частном, по себе «обмятом» пространстве. Но и в культуре, подчеркивающей ценность частной жизни и малой семьи (родители и дети), там, где для описания реакции на закрытое пространство давно используется понятие «уют», чувствительность к нему у разных людей будет разной (она будет разниться у мужчин и женщин, у подростков и взрослых и т. д.).

Значительно больше можно сказать о пространственно-предметной составляющей уюта. Встречи с уютом позволяют выделить (апостериори) несколько качественных и количественных характеристик замкнутого пространства, которые располагают к возникновению чувства уюта.

Итак, каковы же предметные условия, без которых уют «не может иметь места»? Какие именно интерьеры мы чаще других воспринимаем в качестве уютных?

Начнем с того, что располагают к нему помещения, соразмерные человеку по объему и площади. Уют предполагает, что человек находится в относительно небольшом, ограниченном со всех (или хотя бы с нескольких) сторон пространстве. Уютное место не должно быть ни слишком тесным, ни слишком просторным. Понятно, что размерность помещения, которое может быть воспринято как уютное, неодинакова для баскетболиста и жокея, для взрослого и ребенка, не вызывает сомнения и то, что она будет разной для представителей разных культур. И хотя отклонения в размерности уютного помещения возможны, но они не слишком значительны, так что параметры такого интерьера вполне поддаются исчислению, хотя, скорее, в отрицательном, чем положительном ключе («не более чем», «не менее чем»).

Помещение площадью в полтора-два квадратных метра и меньше едва ли будет воспринято как уютное. Но и помещение площадью в 40–50 квадратов уютным не назовешь. Слишком большое, не занятое вещами пространство остается отчужденным от человека, у него возникает ощущение, что в этом месте места для него (для него лично) нет. Большую по размерам комнату трудно обжить, трудно освоиться в ней телесно и душевно. Даже давно знакомые, удобные вещи, если между ними и их хозяином большое расстояние, отдаляются и словно начинают жить собственной жизнью. И в самом деле, если вы сидите на диване, а до противоположной стены метров восемь или двенадцать, то предмет на другом конце комнаты отдаляется от вас не только физически (для глаза и тела), но и эмоционально-психологически. Значительное по объему пространство создает оптическую дистанцию между человеком и окружающими его вещами и мешает им превратиться в «свои»[200]. Для того чтобы помещение могло производить впечатление уюта, важно и то, какие вещи его наполняют. Пустая или полупустая комната едва ли покажется кому-то уютной: незаполненность пространства создает ощущение не-обжитости, «холодности», отчуждающей «строгости».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Сочинения
Сочинения

Порфирий — древнегреческий философ, представитель неоплатонизма. Ученик Плотина, издавший его сочинения, автор жизнеописания Плотина.Мы рады представить читателю самый значительный корпус сочинений Порфирия на русском языке. Выбор публикуемых здесь произведений обусловливался не в последнюю очередь мерой малодоступности их для русского читателя; поэтому в том не вошли, например, многократно издававшиеся: Жизнь Пифагора, Жизнь Плотина и О пещере нимф. Для самостоятельного издания мы оставили также логические трактаты Порфирия, требующие отдельного, весьма пространного комментария, неуместного в этом посвященном этико-теологическим и психологическим проблемам томе. В основу нашей книги положено французское издание Э. Лассэ (Париж, 1982).В Приложении даю две статьи больших немецких ученых (в переводе В. М. Линейкина), которые помогут читателю сориентироваться в круге освещаемых Порфирием вопросов.

Порфирий

Философия